Профессор по вызову
Шрифт:
— Ты хотела сделать мне больно, правда? — спросил он по направлению к закрытой двери ванной. — Вчера, когда врала мне… ты специально это делала? Чтобы я почувствовал себя также плохо, как и ты?
Рыдания за дверью прекратились, но перегородка была настолько тонкой, что он слышал, как девушка тяжело дышит, вероятно собираясь с силами для ответа.
— Если так, то… у тебя получилось, — спустя минуту продолжил Багинский — всё также, в закрытую дверь. — Я действительно почувствовал себя отвратительно — как использованный презерватив. Что удивительно — я ведь уже знал до этого, что ты… от Шапошникова, но надеялся в глубине души,
Он не знал, что еще сказать — и так уже перешел все мыслимые границы своего раздутого женским вниманием достоинства. Если ей надо больше — вряд ли у него хватит на это моральных сил.
Время шло, и когда Багинский уже перестал надеяться… замок в двери с громким щелчком провернулся обратно.
Это приглашение — понял он. Маленький шажок к нему навстречу.
Ну что ж… тогда и он шагнет — в буквальном смысле этого слова. Подхватившись, Максим пересек в несколько шагов спальню, рванул на себя незапертую дверь ванной комнаты… и, не удержавшись, громко охнул. И сразу же, мгновенно вспотел от захлестнувшего его животного возбуждения.
В одних лишь тонких трусиках и лифчике, опершись коленом о ванну, Птичкина сосредоточенно заклеивала ранку на руке новым пластырем, явно взятым из аптечки, которую она нашла в настенном шкафу. Сброшенный гостиничный халат лежал у ее ног, словно белоснежная пена в ногах у Афродиты.
Медленно, смакуя каждый сантиметр, Багинский опустил взгляд к этому недостойному обрамлению прекрасного женского тела… и поднял глаза снова, останавливаясь на идеально округлой попе, которую вчера успел и осмотреть, и пощупать.
— Я думал, ты здесь плачешь… — хриплым голосом произнес, не отводя взгляд, словно обращался к попе, а не к ее хозяйке.
Птичкина ойкнула, вероятно неловко прикоснувшись к ранке, и попа деликатно вздрогнула, напоминая Багинскому о нескольких весьма приятных минутах, проведенных с ней наедине.
— Я и плакала… — хмуро ответила девушка, выпрямляясь и лишая его прекрасной картины. Пришлось поднять взгляд и посмотреть ей в глаза — суровые и обиженные одновременно. — Но человеку либо больно, либо грустно, вместе не бывает. Поэтому я тебя и впустила — мне стало больно, и я перестала хотеть тебя убить.
Стараясь не думать о том, что сейчас хочется ему, Багинский медленно кивнул.
— Понимаю… Так ты меня простишь?
К его удивлению, Птичкина вдруг отвела взгляд и принялась кусать губы — так, как бывает, когда не могут решиться что-то сказать. Или что-то скрывают.
— Прощу, если… выполнишь одну мою просьбу, — наконец выдала она, снова вперив в него взгляд.
— Любую! — тут же отреагировал он и сощурил глаза, кое-что вспомнив. — Эта та же просьба, которую я проиграл в нашу с тобой игру позавчера? Или другая?
Птичкина покраснела.
— Другая. Поклянись, что выполнишь…
— Клянусь. Если это в принципе выполнимо. Так, а что же с первой просьбой? Сдается мне, она интереснее, чем вторая…
Уже
— Это была просьба к эскортнику и стриптизеру, а не к профессору антропологии! — выпалила Птичкина, уже вся пунцовая. — И сейчас на это все равно нет времени! У меня есть дела! Важные… Стоп! Ближе не подходи!
Уже предвкушая, какой бархатной будет ее кожа на ощупь, Багинский немедленно остановился. Ещё не хватало сейчас спугнуть ее!
Нет, с такими надо хитростью, а не напором. И он решил еще раз обхитрить ее — примерно так, как уже пытался в их занимательной игре позавчера. Только в прошлый раз всё это было именно игрой, а тут он чувствовал, всем своим нутром чувствовал, что вторая просьба для нее важная — и ради нее Птичкина пойдет на многое.
— В общем… давай так, Марго… — предложил он самым благодушным голосом, на какой только был способен. — Ты меня прощаешь, я выполняю твою вторую просьбу… но только после того, как ты рассказываешь мне о первой. И если она мне понравится, я это с тобой… делаю. А после этого, отдохнувшие, мы едем кататься по местным гротам. Говорят, они потрясающие. Ну как? Идет?
У Птичкиной был такой вид, словно ее одновременно шибанули током, заморозили и как следует пропарили в сауне. Прижав руки к груди, она будто боялась лишний раз вдохнуть. Или… выдохнуть?
Наконец, после ооочень долгой паузы, девушка облизнула пересохшие губы, шумно сглотнула слюну и кивнула.
— Х-хорошо… — сдавленно произнесла, чуть заикаясь. — Я согласна. Только… это не про меня просьба была. То есть… то, что я хотела… чтобы ты сделал… это н-не со мной. Это… с-с-с… тобой.
Глава 27
— Со мной? — Багинский в недоумении выгнул брови. — Что ты имеешь в виду?
Мне стало совсем стыдно. Как я это словами выражу? Что я хочу, чтобы ты передо мной… подрочил? Потрогал себя там? Первое звучит донельзя пошло, второе глупо и по-детски. Эх, всё-таки русский язык не приспособлен для секса…
Однако же, я подловила моего профессора на слове, выудив из него обещание, что если я расскажу ему о том, что хотела от него позавчера во время наших сексуальных игр, он выполнит мою вторую просьбу, которая куда важнее первой…
Я уже поняла, что обещания свои Багинский выполняет. Значит, надо как-то ему рассказать…
Стоп! А в чем проблема рассказать? Это ведь не означает, что я должна немедленно позволить ему это сделать! Да, хотела, чтобы ты довел сам себя до оргазма у меня на глазах, но теперь… пока… не хочу. Потому что неудобно, потому что думала, что ты эскортник, а теперь вот… знаю, что нет. Не камильфо.
И я всё ещё не могла поверить в это! Боже мой, как я могла так ошибиться?! Почему не удостоверилась, не расспросила его, не перезвонила Леське, в конце концов! Как полная идиотка внушила себе, что таких профессоров не бывает, и что всё это игра, заказанная для меня подругами! А они, судя по всему, и не собирались удовлетворять мои тайные мечты — послали мне для смеха какого-то пошленького проститута, красная цена которому сто пятьдесят баксов в базарный день.