Prognosis bona
Шрифт:
– Ну короче слушай, второй раз повторять не буду. Оцениваешь физические данные. Ты, значит, великан, сил до дури, мозгов не очень – абстрактно, абстрактно! – предполагается, что доминируешь и вообще делаешь первые шаги. Зевать и руку на спинку кресла необязательно, хотя это и классика, - он нес фигню в темноте спальни, потому что в основном и сам был крайне смущен подобным признанием. Темнота здорово помогала, но ощущение, что это все не просто так, оставалось щекотным ощущением по всему телу. – Ты такой, мол, хочу и беру, а я абстрактно маленький лилипут, в большом шоке, сил отпихиваться нет, но на самом деле я весь такой, - и он замолчал, потому что расположение губ Винчестер относительно помнил. Научить его было труднее всего, учитывая, что он никогда и не умел,
***
Неделя сменяла неделю, и вскоре Кроули впервые заговорил о выписке Сэма. И хотя Габриэль все равно не позволял ему ничего особенно серьезного, боясь за его здоровье в основном (и за себя, потому что в сумраке время терялось, и оказывалось, что минуло шесть часов с первого поцелуя), а там и вероятность быть застигнутыми… Наполовину Габриэль был этому рад, потому что больше ночами не пришлось бы скрываться, но вторая половина не была уверена, зайдет ли это дальше, потому что официального утверждения так и не было.
Но вот однажды Габриэль увидел карту Сэма в отделении для выписывающихся. Он с какой-то опасной осторожностью заглянул в палату, но увидел там лишь Сэма, уже переодетого в одежду для выхода из больницы. Сэм его еще не видел, застегивая рубашку, а Габриэль признал, что такой Сэм ему не знаком – он серьезен и скрытен, как вдруг Сэм повернулся и через секунду изменился снова.
– Габриэль, - радостно протянул он. И хотя было утро, оживленное отделение за дверьми, это все равно не остановило ни того, ни другого. Габриэль ответил на объятие без сомнений, скорее думая, что это похоже на прощание, когда объятие приобрело дразнящий характер, а чужие губы, уже не немеющие, а вполне живые и теплые, скользили себе по шее.
– Сэм, - укоряюще протянул Габриэль, понимая, что Сэм, в общем-то, просто дорвался (найти недолюбленного молодого человека такой комплекции для Габриэля объективно было чудом), но не посреди же больницы! Габриэль отошел, помогая ему собирать вещи, когда двери раскрылись, являя собой Дина Винчестера собственной персоной, сияющего и невыразимого старого и чудаковатого для Габриэля, хотя он был всего на несколько лет старше Сэма. Оттого разница была между ними еще ощутимее.
– На свободу, брат! – выдал Дин, после чего похлопал Сэма по плечу. Габриэлю было видно то мгновение, когда улыбка Сэма неуловимо изменилась, а Дин еще не увидел этого. Он, заинтригованный, ожидал, когда же Дин увидит эту улыбку, сделавшую из Сэма-нытика Сэма-молодого-и-имеющего-ночью-занятие-человека. Мгновение, еще, и Дин застывает, а улыбка его как-то разом увядает. – Ты мне типа хочешь речь задвинуть?
– спросил он понимающе, но с таким выражением лица, будто бы у него зуб болел. – Слушай, я во многом был не прав, так что давай просто…
Сэм через кровать перебрался на другую сторону – он теперь постоянно так делал, то, что его тело не могло, он заставлял делать снова и снова – и встал перед Габриэлем. Отвратительный страх приближающихся проблем застал Габриэля врасплох вместе с поцелуем, и сам виноват, что таким умелым, на который он все равно уже не может не ответить. Потому что стоит впервые получить кого-то в близком доступе, и он становится наркотиком, привычкой, так что первые дни и вовсе не нужно ничего, кроме часов наедине.
– О, - только и ответил Дин. Миновав стадию немой полуживой рыбы, он уставился на двери. Габриэль, решив, что это весьма комично, выглянул из-за спины Сэма, потрудившись для этого немало. Однако он обнаружил там не только Кроули, снова проигнорировавшего Дина, но еще и Майкла. Он так давно не видел брата, что забыл, как сурово тот порой выглядит. Брат окинул взглядом сначала Сэма, потом Габриэля, а затем и Дина, причем последнего автоматом унижающе, как зная, кто тут кому угрожает. На Винчестера было грустно смотреть – он остался один против всех. – Ну хоть это, Лизе покажи его, - махнул он на Габриэля. – Я в Импале подожду, - и, ссутулившись, вышел.
Не
– Мистер Винчестер, мне нужна ваша подпись, если вы не заняты, - словно так и надо, проговорил Кроули. И черт возьми, если он не подмигнул Габриэлю при этом! Воспряв духом, Габриэл подлетел к старшему брату, начиная тараторить еще на подходе:
– В общем, ты только дай мне сказать, я не сразу, я долго думал, я тебе рассказал, но на деле я не то сказал, короче, я сразу должен был сказать спасибо, я не зря сюда пошел, и вообще я не назло тебе, я правда этого хочу, а еще Сэм, он тут не при чем, то есть, причем, просто он из другой оперы, - на этом его запас объяснений как-то заметно кончился. Карие глаза, всегда нечитаемые для Габриэля, смотрели на него с привычно холодым вниманием, однако стоило Габриэлю увидеть, как изгибаются кончики его губ, как ему здорово полегчало.
– Я же говорил, - произнес Майкл. Пожатие руки в принципе было максимумом на ласку от Майкла, однако Габриэль, обойдя сразу двух старших братьев, и вовсе потерял инстинкт самосохранения. Он обнял Майкла, понимая, что прежде всего благодарен ему за все, что брат сделал для их семьи после ухода отца, и уж потом – ничего не помнит из всех многочисленных ссор, в отличие от хороших воспоминаний. – Хотя я вообще-то ехал поговорить с Кроули.
– А ты знал? – удивленно спросил его Габриэль, чувствуя себя самым медленно думающим существом на свете. Майкл посмотрел на него с таким превосходством, что младший брат совсем стушевался.
– Люцифер бросил работу, - пожал плечами Майкл. – А мне отшучивается, говорит, что новую нашел, так что все в порядке.
– Не понимаю, он же работает?
– Не на той работе, что так любит, видимо. Я посмотрел вакансии в этом городе – здесь вообще не требуются специалисты его профиля, - разъяснил ему Майкл. Где-то в коридоре раздавались голоса Сэма и Кроули, и прежде, чем они вошли, Габриэль успел пробормотать:
– Ты не говори ему лучше, - подумав, добавил. – Или на следующей фотографии в паспорте Люцифер будет с полотенцем на голове, прибитым гвоздями. Или черной магией. Кто знает, что у Кроули на уме.
========== Часть IV. Эпилог. Circulus vitiosus (Порочный круг) ==========
– Сегодня мы поговорим с вами о состоянии комы как наименее изученном явлении из тех, которые вам придется встречать на отделениях с неврологическим профилем. Причины комы, безусловно, бывают разные, и несколько лет назад вы познакомились с гипогликемической или гипергликемической комой у диабетников, кроме того, вам, вероятно, рассказывали о методе введения в искусственную кому. Фактически, кома есть средство защиты организма от факторов внешней среды, такой природный стазис сознания, цель которого, как предполагается, есть изоляция существа в самом себе для попытки стремительного лечения. Как мы все знаем народную поговорку, сон лечит, так и кому можно считать несколько углубленной версией сна. Физиологию комы я не стану читать снова, вы должны были проходить ее до моего курса, однако для осознания важности этого состояния – и проблем, с ним связанных, конечно – я приведу пример. В штате Колорадо девочка лежала в коме несколько лет. Главный этический вопрос, конечно же, состоит здесь в том, насколько гуманно и обоснованно держать ее и дальше, а самое главное – кто вообще может поставить критическое время для пребывания в коме, после которого человеку предоставляется выбор: жить или умереть, когда его отключают от системы поддержки жизни. Есть варианты, на что подобная проблема похожа? – Кроули наконец остановился перед своей кафедрой, не сводя взгляда с заметно поредевшего курса студентов. Он внимательно изучил лица умников и умниц на первом ряду, после чего поднял взгляд еще выше. Он знал, что у одного из них есть ответ на вопрос, но по совместному договору он никогда не лез вперед с поднятой рукой, даже если ответ знал. И тем не менее, этот вопрос Кроули с ним не обсуждал, однако у него все равно имелся ответ.