Программист для преисподней
Шрифт:
Я вошел, достал справочник. На этот раз он оказался полностью заполнен. В глазах рябило от непривычных имен и странных названий. Ради интереса я поискал Евлампия. Его номер стоял на своем месте. Номер Тихона тоже был там. Я понял, что карантин сняли, и мне предоставлена возможность свободного передвижения.
Но сейчас мне нужен был другой номер. Вот он – общежитие земных консультантов. Значит, можно просто набрать номер и очутиться в родном общежитии. Я стал листать справочник дальше. Меня совсем не привлекала необходимость вновь колдовать для возвращения сюда. К тому же, надо было еще и перенести своих друзей, а этого я совсем не умел. Полистав
Однако первым человеком, которого я увидел, выйдя из знакомой старенькой телефонной будки возле общежития, оказалась именно Марина. Она сидела на скамейке перед входом, низко наклонив голову и спрятав лицо в ладонях. Она плакала. Я почему-то не был готов увидеть ее плачущей. У меня уже сформировался образ этакой «self made woman» – независимой женщины, самостоятельно создающей свою судьбу, прекрасно справляющейся со всеми жизненными обстоятельствами и, как минимум, никогда не плачущей. Я остановился в растерянности, затем медленно подошел к скамейке и присел рядом. Марина подняла голову и посмотрела на меня заплаканными глазами. Я протянул руку и потихоньку обнял ее. Она ничего не сказала, а только уткнулась мне в плечо и снова заплакала. Я всегда теряюсь в таких случаях, женский плач полностью деморализует меня. Я неуклюже похлопал ее по спине, приговаривая: «ну не надо, все образуется, ты ведь такая сильная, все будет хорошо»…
Марина оторвалась от моего плеча и посмотрела на меня невидящим взором:
– Нет, хорошо теперь уже не будет никогда. Теперь я его потеряла окончательно.
– Кого?
– Женьку, моего единственного Женьку.
– Хочешь об этом поговорить? – Я не придумал ничего умнее, как обратиться к ней тоном профессионального психоаналитика.
Марина достала платок и вытерла лицо. Она огляделась в поисках зеркала и косметички, ничего не нашла, посмотрела на меня как-то снизу вверх, и произнесла знаменитую фразу, которую любая женщина инстинктивно произносит в подобной ситуации:
– Я, наверное, ужасно выгляжу?
Я успокоил ее не менее дурацкой фразой, с претензией на дружеское участие:
– Но мы любим тебя не за это.
Мои слова подействовали. Марина фыркнула и, похоже, немного успокоилась. Она еще раз шмыгнула носом и потерлась об мое плечо.
– Ты сегодня рано вернулась, – начал я. – Говорят, что ты обычно возвращаешься только в понедельник утром.
– А, уже знаешь… Элла постаралась?.. И что же она тебе наплела?
– Ничего особенного. Рассказала, что, в отличие от нас, ты проводишь выходные в Раю.
– И все?
– По-моему, она больше ничего и не знает. Сказала еще, что ты всегда возвращаешься свежая и веселая. – Я помолчал и добавил: – Но сегодня ты, похоже, не слишком там веселилась.
– Ты ничего не знаешь. Вы все ничего не знаете и не понимаете. Я с таким трудом все устроила; как дура, торчала здесь по пять дней подряд, занимаясь этим идиотизмом, чтобы потом два дня побыть с ним. Пока я его там нашла, и только-только все снова стало хорошо… А они у меня его забрали. Опять. Это нечестно, нечестно! – Марина была готова опять сорваться в истерику.
Я взял ее за плечи и мягко прижал к себе.
– Успокойся, не реви. Давай сейчас поднимемся к нам, я заварю чай, и ты мне все расскажешь. Если
Марина глубоко вздохнула:
– Дай мне сигарету. Никуда мы не пойдем. Лучше посидим прямо здесь, а я тебе все расскажу. Только Сергею не передавай. Он ничего не знает, да и не нужно, чтобы он узнал.
Она помолчала, глядя на сигарету, как бы не понимая, что с ней надо делать. Затем продолжила:
– Ты ничего не знаешь. Никто, никто здесь этого не знал. А теперь мне уже все равно. Так что слушай…
Глава 12
Итак, вот что можно сказать о дамах города N., говоря поповерхностней. Но если заглянуть поглубже, то, конечно, откроется много иных вещей; но весьма опасно заглядывать поглубже в дамские сердца.
В тот день я пошла на работу в новых туфлях. Свекор у меня, конечно, поганец, но материальные блага урвать себе умел. И внимательно следил за тем, чтобы его домочадцам тоже досталось все, положенное по его рангу. Так что со шмотками у меня проблем после замужества никогда не возникало. Новые туфли были просто блеск – итальянские, красные. Каблук, уже и не помню точно, но сантиметров двенадцать, как минимум. Это при моем-то росте. Иду и гляжу на всех сверху вниз. Что вы там, убогонькие, внизу поделываете, мне это не интересно. Я выше вас всех. И в прямом, и в переносном смыслах. У такой обуви масса достоинств, и всего один недостаток. В этих туфлях надо ездить в собственной машине, а не как я, в автобусе. Села-то я нормально, а вот когда стала выходить, то поняла, что сейчас рухну вниз, и все. Заношу ногу в пустоту с последней ступеньки, и вдруг вижу протянутую мне руку. Я цепляюсь за нее, как за спасательный круг, и благополучно оказываюсь на тротуаре.
Перевожу дух, поднимаю глаза, и чувствую, что дыхание опять замерло. Был ли он так уж красив? Да нет, в Голливуде, например, ему точно делать нечего. Разве, что аппаратуру таскать. Все равно тогда я видела только его глаза. Взгляд, в котором были доброта, понимание, и чуть насмешливое сочувствие. И тепло, которого я давно не видела у окружающих, по которому так соскучилась.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да, спасибо.
– Может быть, вас проводить?
– Что вдруг? – я автоматически попыталась окрыситься.
– Давайте я вас, все же, провожу, – сказал он, не выпуская при этом моей ладошки из рук. – А то я потом буду переживать, что с вами что-нибудь случилось.
И как-то он это особенно произнес. На той неуловимой грани между приставанием и дружеским участием. Недостаточно нахально, чтобы обидеться, но достаточно настойчиво, чтобы нельзя было отказаться.
Оказалось, что он работает совсем не далеко от меня. Это потом уже я узнала, что на самом деле ему было в другую сторону. А пока мы были вместе, он каждый день встречал меня у выхода, приговаривая, как, мол, удобно – мне и идти никуда за тобой не надо. По дороге разговорились, познакомились. Как-то сами собой нашлись темы для разговора, обнаружились общие интересы. Не заметили, как пришли. О том, чтобы встретиться после работы, вопрос не поднимался. Он только уточнил, когда я заканчиваю, помог мне подняться по ступенькам и, сказав «до вечера», исчез.