Прогулки по лезвию
Шрифт:
Я сразу позвонила на фирму, там мне сказали, что не надо раньше времени панику поднимать. А Соловьев так и сказал, чтоб до приезда Блинова я ни о какой милиции и не думала! И потом, он сказал, что там меня и слушать не будут. Кто я такая? Заявление от мужа потребуют.
– Тогда зачем к нам обратились?
Даниловна долго не отвечала, отвернулась, прикладывала платочек к глазам.
– Так ведь никто ничего не делает!
– наконец вырвалось у нее.
– Надо же что-то делать, ведь человек среди бела дня бесследно исчез!
– Софи в отпуске, вы говорили? А охрана?
– Охрана, как всегда при отъездах хозяина, снимается. На фирме тоже дел много.
– То есть тогда вы были вдвоем?
– В том-то и дело. В тот день приехал шофер, ну наш Николаич. Повез меня за продуктами. Специально приехал, чтобы помочь.
– Помог, - кивнул Муравьев.
– Хорошо, вернулись вы, а Марии Олеговны нету. Что дальше?
– Мы с Николаичем стали ждать.
Ему тоже сразу на фирму не хочется возвращаться, лучше здесь посидеть.
– А почему сразу ждать?
– спросил Муравьев, осматривая флакончики на трюмо.
– Что вас насторожило? Может, Мария Олеговна к подруге поехала? Или в парикмахерскую?
– Мы так и решили. Телевизор включили, чайник поставили. Потом Николаич уехал, а ночью-то я и заволновалась.
– А раньше Мария Олеговна часто ночевала вне дома?
– спросил Важин, которому надоело молчать.
– Бывало, - сказала Даниловна.
– Но всегда или мужа, или меня предупреждала об этом.
– Так кто она Блинову все-таки? Жена или секретарша?
– спросил Муравьев.
– Днем - секретарша, ночью - жена, - мудро ответила домоправительница, видимо, повторяя чьи-то слова.
Осмотрев комнату пропавшей хозяйки, все перешли на кухню. Даниловна поставила на плиту чайник, ловко накрыла на стол. Разговор принял менее официальный характер.
По мере рассказа домработницы о пропавшей тут же искали телефоны, обзванивали подруг и знакомых Марии Олеговны, даже в Мюнхен её родителям дозвонились. Разговаривали с её матерью, представившись сотрудниками ОВИРа, якобы уточняющими, выезжала ли по их вызову дочь в Мюнхен в прошлом году. Узнали, что да, выезжала. А в этом году? В этом году, был ответ, пока не собирается.
Даниловна, слушая все эти телефонные разговоры, мялась в какой-то нерешительности, а потом сказала:
– Все, что есть у меня, - три тысячи долларов накопила. Но ради хо - о зяйки... Если б вы её знали. Да не дай Бог с ней что-то случится, через день меня выгонят.
– Она снова всплакнула.
– А ведь он мой племянник двоюродный, пожаловалась она.
– Кто?
– удивился Муравьев.
– Леонид Евгеньевич?
– Выгонит, - закивала головой хозяйка.
– Недоволен он мной, кричит, ругается, только что руку пока не поднимает.
– Чем же он недоволен?
– спросил Важин.
– Всем, - обреченно вздохнула Даниловна.
Муравьев, вероятно, чтобы отвлечь её, сказал:
–
Жалко, вид отсюда не тот, что на реку.
– Да-да, - сказала Даниловна, - вид не тот. Мы всех новых гостей специально водим на площадку к лифтам, там с балкона вид настоящий.
Муравьев слушал её, но чувствовалось, что думает он совсем о другом.
Достал пластинку жевательной резинки, бросил её в рот, начал молча жевать. Важин тут же использовал паузу:
– Вера Даниловна, не могли бы вы рассказать, какие на ваш взгляд, были отношения у Марии Олеговны с мужем?
– У Маши?
– переспросила женщина.
– Не привыкла я её по отчеству звать. Ей же всего двадцать шесть. Ну, какие отношения... Плохие, конечно.
– А почему "конечно"?
– А потому что разные люди. Все у них разное, и зачем она за него вышла, я понять не могу.
– Ругаются часто?
– поинтересовался Важин.
– Теперь уже и не ругаются, просто молчат. А два года назад что творилось! Особенно из-за политики.
"Из-за политики?" - почти одновременно воскликнули Муравьев и Важин.
– Ну, вы помните, что тогда было?
"Белый дом"-то у нас тут, под боком.
Можете себе представить, что здесь творилось. На улицу выйдешь, народ шумит, домой придешь, тут ещё больше шумят.
– Кто ж из них за кого?
– с любопытством спросил Важин.
– Я в этих делах человек непонимающий. Мне что красные, что чер - ные, что зеленые... Я знаю одно: было до Горбачева плохо, стало ещё хуже.
А этот год совсем какой-то проклятый. То хозяин Софи хочет уволить, то на меня орет, то по нескольку дней домой не приходит. Уехал в эту Австралию, даже не позвонил ни разу! Как можно?
Снова Даниловна достала белый платочек. Муравьев, глядя на нее, цикнул зубом и попросил:
– Не могли бы вы сводить моего товарища на тот балкон, куда вы гостей водите? Пусть он Москвой полюбуется. А мне на работу позвонить надо.
С десятого этажа вид Москвы впечатлял. В реке отражалось осеннее холодное небо, гусеницей полз по метромосту голубой поезд, шпиль гостиницы "Украина" победно торчал над каменными громадами на том берегу.
"В этом городе невозможно найти человека", - подумал Важин.
Вернувшись в квартиру, они застали Муравьева в комнате Марии.
Сыщик просматривал книги на полках.
– Здесь бы все перерыть, - сказал Муравьев, - да не успеем, хозяин вернется. А встречаться сейчас... не к лицу.
– Вы уж побыстрее, пожалуйста, - заволновалась Даниловна.
– Не дай Бог он приедет.
– Ладно, - задумчиво произнес Муравьев, - не будем встречаться.
Пока. Давай-ка вместе вот это посмотрим.
– Он наклонился к полке с выстроенными на ней неодинаковыми по толщине и формату томами, томиками и даже брошюрами.