Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
— А как же "патриотизм"!
— Ты совсем дурак, или чуть-чуть!?
Расскажу историю о немецком медике. Её подарил незнакомый человек в очереди. Наилучший способ коротать время в очередях — тешиться пересудами о власти и вспоминать прошлые "прекрасные времена". А у нас разговор перевёлся на оккупацию:
— Три года мне было к началу войны. Сам, понятное дело, мало что помню, всё по рассказам матери.
Война застала в Подмосковье. Отца, понятное дело, на фронт послали. Мать второго носила, заметный живот был…
И надумала она податься к сестре, в деревню, принято от "лихих" годин
Пришельцы быстро старосту выбрали, и тот, не теряя времени, является с полицаями в дом к тётке и говорит:
— Выметайтесь, а то хуже будет: скажу, что твой брат комсомолец! — ну, мы и ушли из хаты. А куда идти? Жить где-то надо, крыша над головой нужна.
Село старое, "почтовом тракте" стояло, и был в нём флигель с давних времён. Каменное строение, просторное, но не "жилое" в обычном представлении. Но это когда всё тихо, а в "лихую годину" и казённое здание было для нас раем! "Не до жиру — быть бы живу"!
Живём. И немцы во флигеле жили. Они — себе, мы — отдельно. Никого не трогают, ничего худого от них не видим.
Пришла осень, за ней — зима, холод… флигель отапливать нужно… Я — без штанов и босой, и ничто меня не брало…
Сидеть без движения целыми днями в помещении — каторга, и мать заставляла меня двигаться. Танцевать. Как придётся, но двигаться. Как трёхлетние дети танцуют?
"Танцы" забавляли немцев: веселились, смеялись, хлопали в ладоши, а мать напевала "Калинку-малинку"… Какой может быть танец без "музыкального сопровождения"? За "танцы" получал вознаграждения из солдатского рациона врагов. Работала немецкая мораль: "всякий труд должен быть оплачен". Так я и "предавал родину" по полной!
Как-то на одном "концерте по заявкам трудящихся", при большом скоплении публики, исполняя на "бис" "па", забыл о топящейся плите за спиной и голым задом "приложился" к раскалённой дверце топки!
Бывают травмы, обжигаются дети в быту, но не так жестоко, как я тогда! Ожог раскалённым металлом "классом" выше, чем, например, от кипятка, но "хрен редьки не слаще".
Ожог на ягодице был не простым, а "художественным": на литой дверце топки, в центре, красовалась рельефная звезда, а вокруг звезды были ещё какие-то выступающие письмена… Вот они-то, как тавро, и остались тогда
на моей тощей заднице!
Нужно ли рассказывать, как я вопил!? И как хохотали немцы? Правда, не все: один кинулся ко мне и стал осматривать "повреждения". Потом куда-то ушёл и скоро вернулся с баночкой мази. Знаками показал матери, что нужно смазать ожог, но мать и без поняла метод лечения пострадавшего сына-танцора.
Как только краснота от ожога стала яркой — появился другой немец с фотоаппаратом и "запечатлел на плёнку" пострадавшую часть моего тела. Не одни кадром фиксировал событие, а пятью, или более того. Считать я не умел.
Мать была беременна братом и роды принимал немецкий врач. Тот, кто дал спасительную мазь для моего "клеймёного" зада…
— Беся, что если тот вражеский любитель редких снимков погиб? И снимки выжженной звезды на заднице русского мальчика попали в руки советских солдат!? Что оставалось думать после таких "кадров"?
— Ничего
Но был в истории немецкой медицины военных лет и "доктор смерть". Что он делал с живыми людьми — известно.
Что остаётся? Забыть всех настоящих военных немецких медиков времён оккупации и всё, что они сделали доброго для аборигенов. Помнить, что был всего один "доктор смерть", немец! Так всегда: всё доброе от тысячи людей одного племени нейтрализуется психическим заболеванием одного!
* * *
Было и другое: за монастырём, а это уже была "сельская местность", на одной из улиц постоем проживала группа немцев. Как-то один из них, молодой служака, собрался чистить винтовку на крылечке избы. Перед чисткой, согласно армейским правилам, нужно проверить оружие: пустой казённик? Поставь на боевой взвод и спусти курок. Тихо — пуст казённик, остался патрон в казённике — будет выстрел. Только ствол при проверке отведи в сторону от живых людей. Битвы-то нет,
А Dummkopf наплевал на армейские инструкции, навёл ствол на бабку-хозяйку, что копалась в огороде, и нажал на спуск…
С чего бы так? От какой мудрости и без нужды такое сделал? Возможно потому, что только в русскоязычных "инструкциях по применению огнестрельного оружия" сказано: "и не заряженное ружьё раз в году стреляет!" — в немецких руководствах предупреждение о стрельбе из незаряженного оружия отсутствовало…
— …потому, что руководство фантастическое: немец никак не может допустить, чтобы "незаряженное ружьё может выстрелить"…
— Как бы там не было, но молодой Dummkopf, видно, не знал об этом…
— …или знал, но решил проверить.
— Проверил. Смертельно ранил бабку. Легенда говорит, что командиры солдата спросили пострадавшую:
— Какого наказания он достоин? — на что умирающая старушка ответила:
— …и у него мать есть…
Много лет пытаюсь понять слова умиравшей старушки, но к единому и правильному толкованию так и не пришёл, а бесовское такое:
— Нужно понимать, что в мать молодого солдата кто-то и когда-то тоже выпустит пулю… Не умышленно…
Глава 81.
Гимн оккупационному хлебу.
Прогулка по монастырским "пекарням".
О главном продукте жизни военного времени, хлебе, написано много. Хлеб тех времён делился на "солдатский", "тыловой" и "оккупационный"
Два первых сорта хлеба не едал, не знаю их вкуса, но хорошо знаком с "оккупационным" хлебом, наивкуснейшими и сладким из всех хлебов в моей жизни!
Однажды Курт угостил куском своего, "немецкого", хлеба. Странного, почему-то розового цвета, завёрнутого в прозрачную бумагу! На то время знал, что бумага иной быть не может, а тут она прозрачная, как стекло! Не могло быть такого, но оно было! По всем статья удивительный подарок! Хлеб был меньшим подарком, чем прозрачная бумага! "Информация о продукте дороже самого продукта". Чему тогда больше удивился — сказать не могу и до сего дня.