Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
Повторяю: к мешанине из предложений с названием "Прогулки с бесом", в немалой степени приложил, чуть не написал "руку", квартирант-бес, но похвалу он не получит: хватит того, что проживает во мне "на полном обеспечений". Своих не балуем!
Иногда в писаниях смотрю на себя глазами прошлых врагов, и такое делаю потому, что "всё познаётся в сравнении".
Как я изменился за время в шестьдесят лет, каким стал с той поры, о чём думаю? И каким стал не состоявшийся мой поработитель? Как и о чём думает сегодня? Как тревожит память о прошлом? И может ли он думать? Ведь старые мы сегодня…
Глава 10.
Признания
Основной "комплекс неполноценности" отечественных пенсионеров — это их пенсии. Но живут и не жалуются: однажды, раз и навсегда отучили жаловаться., да и многолетняя привычка "жить скромно" не выработала фантазий на тему: "что делать с большой пенсией, на что её тратить"!?
Вторая причина страданий граждан "пенсионного возраста":
— Мать нашу (вашу), работали-работали — и "заработали"! — "идейный" комплекс.
Сведения позаимствованы из телевизионных передач настоящего времени, но собственным носом разницы комплексов не улавливаю. Но употребляю.
Семья наша была на оккупированной территории, что в совсем недавние времена вменялось в грех. В первые мгновения после окончания "Большой драки", грех пребывания на оккупированной территории был "угнетающим, максимально позорным, ярким и осудительным фактом" и мешал жить "по-человечески".
Пример: сестра, поступая в столичный, престижный вуз, умолчала о пребывании на оккупированной врагом территории:
— Душа замирала… — признание в "Анкете" о годичном пребывания в лагере на польской земле в сорок третьем году, могли бы её убить быстрее, чем в тогда в лагере. Что творилось с ней, когда в "Анкете" была "чистой" — трудно представить.
По тогдашним меркам "грех сокрытия неприглядного прошлого" считался "неотмоленным", непростительным, но сегодня её прошлый обман приравниваю к подвигу! Во имя великой любви к знаниям и желанию образованным человеком сестра пошла на обман… Но кого обманула сестра в пятьдесят четвёртом году — этого до сего дня так и не понял, но вторично готов её "умолчание" признать за подвиг!
К настоящему времени основная часть "грешников прошлого" ушла в мир иной, а те, кто ещё шевелится, прошлое не воспринимают и никакими словами о нём не отзываются. Не трогает их прошлое. И меня оно бы не трогало, если не бес.
О "грехе пребывания в оккупации" сами оккупированные вслух не говорили, но о нём помнили те, кому "страна доверяла оберегать её покой и целостность". Кто всегда у нас "оберегал покой страны"?
Отец работал на захватчиков, коллаборационистом был. Прислужником. "Вражеским прихвостнем", но до полного звания "изменника родины" не дотянул, не попал в категорию "советских граждан, запятнавших себя предательством родины". Параграф "служение врагам" содержит в себе массу пунктов и впредь не собирается худеть от них. Отец пятнал себя всего лишь мелкой работой на "железке" у врагов и до полного звания "предатель" не дотягивал. Работать на врагов — вроде бы и не совсем кого-то предавать. Это, конечно, как смотреть: были времена в отечестве нашем, когда за кражу катушки ниток с производства виновного прятали на десять лет по статье с названием: "кража двухсот метров пошивочного материала". Обитателей сельской местности "родное отечество" прятало в лагеря за "колоски". Прятало и за "клеветническое, враждебное толкование названия РСФСР: "ребята, смотрите,
Нет слов, коими я мог бы рассказать о падении отца, поэтому буду пользоваться готовыми "литературными блоками" и "штампами". Что подвернётся "под руку".
В сознании всякого коллаборациониста тогда сидело два страха: один за служение врагам, другой — страх позора за такое служение. Так и не выяснил, что больше мучило отца: никогда не интересовался его душевными муками. Если бы советская власть, изгнав врагов, тут же, немедля, приступила к "постановке к стене" оккупированных граждан, кто "пал до служения врагам во имя спасения живота своего", то половина России в центральной её части осталась бы без населения.
— Делая такие заявления, мы не преувеличиваем?
— Нет. Предлагаю изложить соображения: отец помогал врагам сопровождать грузы по захваченным железным дорогам страны. Было? Было! За враждебное действие против "страны советов" он что-то получал от врагов? Получал! Ходил в коллаборационистах полных два года! Ходил! С ним всё ясною Но А вот чем и как жили остальные жители города? Которые не "запятнали себя служением врагам"? Которые честные были? Или они получали пропитание через линию фронта? Откуда они корм брали? Вынуждаешь меня повторяться.
Сёстры и я автоматически становились "нехорошими". Вначале смущало, но извечное наше "а Ванька кто!?", в финале жизни свело на "нет" смущение: один ли я достоин осуждения? Меня ли одного "клеймить позором" в городе, где тысячи под врагами побывали? Может, поэтому, став взрослым и "осознав всю глубину падения отца" не застрелился, не удавился или каким-то другим способом не произвёл "расчёты с жизнью"?
Скажу больше: пришёл к твёрдому, но ужасному выводу:
— Бывшего секретаря обкома партии и нынешнего губернатора в одном лице, могу предать абсолютно безвозмездно! Без единого серебренника! О героях писать легко и просто, в жизнеописаниях героев нет чёрных строчек. Умолчания — есть и часто во множестве, а "порочащих честь и достоинство" — нет. Сплошная ЖЗЛ… ну, да, "жизнь замечательных людей"! Их биографии — красивы и правильны.
— Набирай: "и пришли в страну такие времена, когда "звезду героя" получали всего лишь за умелое владение ледорубом".
В паре с бесом пишу об изменниках и о тех, кто до позорного звании "изменник" не дошёл всего каких-нибудь пару шагов.
— Оригинально и ново: "пара шагов до измены". До нас все писали об "одном шаге до подвига", а мы пишем о "двух шагах до измены" В этом что-то есть! — веселился "нечистый" — И успокойся! Давай пройдёмся по человеческой неверности?
— Начинай.
— Кто такие "жрицы любви" — объяснять не нужно. Если они презираемы, то почему ими пользуются? Не за "спасибо", а за большие деньги покупают их "любовь"? Будь чист и верен единственной подруге, "избраннице сердца", не гляди в сторону "падших женщин"! Не пользуйся их прелестями за плату: у жены прелести не меньшие и не столь "затратные". Непонятное действие мужское: отдача телесной силы "с доплатой" от дающего. Но сила — вторична: отдают то, что ни за какие деньги: чувства! И презирать их! Что не натуральным бывает при общении с "падшими" женщинами? В какие моменты изощрённо врёте? Кого презирать следует: вам — женщин, или мужчины в глазах "падших" куда позорнее?