Прогулки с бесом
Шрифт:
Занеси нас его величество Страх на землю поросшую травкой - свалившаяся небесная влага промочила до нитки, но не сняла старые ботинки, как это сделал плодородный чернозём на картофельных грядках. Единственные ботинки, довоенные.
Страшная, необыкновенная ночь вокруг, но месить тёплую грязь из чёрнозёма ногами в чулках было необыкновенно приятно! Страха не было: чего бояться? Всё кончилось...
Почему единственные ботинки свалились с ног?
– Он спрашивает! Забыл, как мать, укладывая спать "под небом родины", руководствуясь
– Пусть ноги отдыхают!
– прекрасная грязь из чернозёма и тёплого дождя сняла их с ног. Других версий нет. Всю жизнь с ботинками не везло!- о невезении с обувью в другом месте.
Пальтишко намокло и стало тяжёлым. Все бегали по полю, искали детей, а дети, вроде меня, самым подлым образом помалкивали и хотели спать.
"... и пал на землю мрак и ужас!" - ничего не знал из "святого писания" на то время, а если бы и знал - знания не тронули, знания гасились фактом потери ботинок.
– Раскисший чернозём оказался сильнее всех "писаний".
Восхитительная ночь, памятная ночь, яркая от недавно горевшего термита превратилась в необыкновенный мрак, такой густой, какого ни разу и нигде не видел за прожитые шесть лет.
Не скажу определённо, кто первым на месте действия, в абсолютном мраке и в полный голос изрек:
– Какими нужно быть пугаными воронами, чтобы прятаться между картофельными грядками!?
– Помогу: мать сказала.
– Что-нибудь другое из слов было?
– Нет.
В кельи возвращались на ощупь: как навредили враги станции - неизвестно, но что сгоревший термит на тарелках ослепил ведущих и напрочь лишил ориентировки на вроде знакомом месте - факт.
Средина августовской ночи с дождём, приличная темень, но ведущие догадались найти стену и двинуться к пролому, а за проломом келья.
– Нужно было не паниковать, а закрыть глаза и привыкнуть к мраку. Даже в самой чёрной ночи глаз настраивается на ничтожные порции фотонов.
– Где тебя, знающего законы линейной оптики и устройство человечьего глаза, тогда носило, почему не помог истерзанным страхом женщинам? Глядишь, и ботинки при мне остались!
Огороды находились метрах в трёхстах от стены, и как матушка выбрала правильное направление - загадка.
– Надумай двинуться в сторону от монастыря - где бы оказались на рассвете?
– Далеко не ушли, вон, лошадь возчика в подпитии к дому привозит, вы-то выше лошади...
Злые, мокрые, оскорблённые тащились в келью негромко выясняя автора столь оригинального способа сохранения жизни. Вспомнили и нашли быстро: это была другая тётушка, вечно старая, маленькая в размерах, верующая и боязливая. В "яркую" ночь на картофельном поле опекала меня и следила, как бы раньше срока не покинул самый прекрасный из миров.
– "Самый прекрасный из миров" ни о чём не говорит?
– Нет...
– А не кажется, что "самый" допускает существование иных миров, кои видел, а потому
– Убрать?
– Оставь.
И тогда тётя старческими силами боролась с судьбой за моё существование. Сейчас, грешник, подозреваю старушку, что тётушка совершала опеку, сообразуясь с советским плакатом о вражеском штыке, ребёнке и женщине. При встрече в ином мире, если таковая по воле Высших сил состоится - спрошу:
– Скажи, тётушка, в ту "яркую" ночь о ком больше думала?
Днём сушились, чистились от чернозём-кормильца и ждали следующей ночи:
– Чтобы ещё куда-то пошла прятаться!? Пусть сгину от бомбы, но ни куда не побегу прятаться, хватит, пробовала!
Быть "последними дураками" на своём картофельном поле не могли по причине отсутствия земельного надела. Это была единственная причина остаться умными: не иметь собственного клочка земли с картофельными грядками и не прятаться в них от налётов вражеской авиации.
После "иллюминированной" ночи старшие мальчишки бегали в поля на поиски остатков осветительных тарелок. Находили, и самой большой ценностью оказывался маленький парашютик, точная копия большого, настоящего парашюта! И тоже из шёлка! И со стропами! Что это "мини-парашют" - тогда об этом никто не знал.
Счастливчик развлекался так: к стропам привязывал каменный груз, затем камень заворачивался в остальную часть парашюта, пакет забрасывался с силой и умением бросать камни. В небе парашютик раскрывался, и, покачивая грузиком, шёл к земле.
Плавное опускание устройства спасения пилотов происходило, если запускающий заворачивал камень в ткань так, чтобы достигнув высшей точки взлёта - купол раскрывался и приземление происходило нормально, заворачивал имитацию парашютиста (камень) кое-как, наспех - "парашютист" камнем падал на землю и разбивался...
– ... не догадываясь, что занимаетесь колдовством с названием "визуализация".
Падение нераскрывшегося парашюта огорчало: "ну, вот, ещё один разбился..." - речь о живых людях, разумеется, не велась...
Запускали до боли в правой руке и плече: каждому хотелось забросить "парашютиста" как можно выше!
Глава 6.
Каменоломни.
В деле спасения животов общественная мысль не стояла на месте и продолжала волновать сознание монастырцев:
– Где найти надёжное место, где укрыться от ужасных бомбёжек и показать у небу фигу с уточнением: "господи, не тебе фигу показывем, но врагам твоим и наши!" - верили: "бог сверху видит, кто прав и виноват, бог не попустит обид, не позволит аспидам кидать с неба предметы рвущие всё и вся в клочья!"