Прогулки с бесом
Шрифт:
Было: удивительное получение звуков на границе сна и яви случилось на утро после празднования дня рождения в пятьдесят семь лет и не вызвало особого удивления: "пора, пора меняться начинке в черепе, пятьдесят семь лет это уже старость, пятьдесят семь лет помимо склероза могут подарить что-то другое... А ведь эти звуки собраны в похвалу, не шум в голове после вчерашнего "торжества по случаю" - потому и не испугался. И голос спокойный, не пугающий, располагающий и приятный, не грубый окрик, куда лучше голосов многих дикторов отеческого нынешнего телевиденья и радио. "Сильный
– кладовые памяти отказывались давать справку, но через миг осенило: неизвестный говорил моим голосом!
Есть голоса в малом количестве, звучание коих приносят удовольствие и рождает мысль: "таким голосом хорошо послушать что-нибудь музыкальное из солнечной Италии, ту же "Миа соль". Старый, слабею, малейший перегрев - и нате вам, слуховые галлюцинации... Хотя, чего волнуюсь? Вроде не старая институтка, чтобы волноваться по пустякам, ну, был толчок, был голос - и что с того?
– и обманывался: волновала, ох, как волновала предстоящая встреча с иноземными денежными знаками в неизвестном по времени будущем!
А тогда пребывал в положении старухи, ошибившейся наборов цифирей в телефонном аппарате, попала не туда, куда мечтала, поняла, но всё же задаёт вопрос:
– Алё, кто ето?
– мой вопрос был не выше телефонной старушки, но без ошибок в орфографии русского языка.
– Кто это?
– задал вопрос не онемевшим языком (шаблон), как принято у литературных героев в подобных ситуациях, но поинтересовался твёрдым голосом.
– Это? Я...
– ответ пришёл немедленно.
– Кто "я"!?
– язык оставался в покое. Чего спрашивал?
Никогда не был героем, и быть внесённым (посмертно) в списке таковых отсутствовала. Поймать за хвост время свершения героических деяний не смог, прошло мимо, впереди маячила скучная старость с полным комплектом прелестей отечественных пенсионеров. О каком героизме речь, какого сорта героизм может исходить от человека в звании без пяти минут пенсионер? Если в куске жизни размером в пятьдесят девять лет и девять месяцев не было места героизму - откуда, от какой сырости и с чего взяться героическим выходкам в финале? Первый пункт. Второй: как запишусь "героем", если с раннего детства купался во всех видах страха и не мог определить, какой высшего сорта, а какой страх достоин презрения? Если верил прибаутке "придёшь домой - там сидит домовой, лапти сушит, тебя задушит"?
– Не ври. Высшим страхом оставался авиационный налёт, а чей безразлично: вражеский - вначале, родной - потом.
– Соглашусь, но какой бывал дольше и жестче, а какой слабее, гуманнее определить не смогу. Отсутствие страха сорта "сердце в штаны упало" объясню так: от рождения в каждое двуногое создание заправлена порция здоровья и страха. Призыв "укрепляйте здоровье" глупейший из всех существующих призывов: здоровье следует беречь доступными способами, но не укреплять, если оно и без того крепкое. Всякие укрепления разрушают здоровье. - Пример?
– Нынешние занятия спортом за деньги. Порция страха потерять
– Перерабатываемые страхи разрушают нервную систему индивида.
– Как понимать?
– Просто: когда бомбёжка шла - о чём думал?
– Какое "думал", кто и о чем думал в налёт? Одна мысль сидела: "пронесёт, или кровавые ошмётки останутся"?
– Вот! А задумайся хотя бы раз "ничего, бомбёжка не вечна, отбомбятся аспиды и улетят. Сколько можно издеваться"! - нервная система осталась нетронутой, цельной до единой клетки.
– Нейрона, то есть?
– Его самого. Главное в нервной системе - знать и помнить когда следует пускать на переработку заложенные Природой порции страха.
– И когда?
– Раньше - лучше: если свалить на взрослого и мальца одинаковые порции ужаса - девять взрослых выйдут из испытания обделавшимися, а из десяти несмышлёных - один.
– С чего такая бухгалтерия?
– С того: малый не осознаёт опасность, а потому и боится на десять процентов, не более. С мальца спрос меньший, возрастом прикрыт, а что спросить с дяденьки в ероплане?
Дополнительные, сверхплановые страхи, чужие, приходят после того, как кончаются собственные страхи, и, понятное дело, посторонние страхи слабее своих внутренних.
– Да, пожалуй, первые страхи появились не стараниями взрослых, но прилетели на крыльях Люфтваффе. Активная переработка страхов была вначале, а потом налёты перестали пугать:
– Сколько трястись? Надоело - о каком "героизме" вести речь, если подлая память с ухмылкой говорит: "вспомни, как плюхался на живот при звуках воя стабилизаторов вражеских бомб"? Нехорошими окажутся слова, но всё же дозволю им выйти:
– Брать в переработку чью-то порцию страхов неизвестной марки? Пуганый воем вражеских бомб вначале, а потом родных, не отличавшихся музыкальной программой от чужих? Кому выражать признание за тренировки: врагам, своим? Только по этой причине не стоило праздновать "день труса" от какого-то голоса в ушах. Паниковать не стоило по другой причине: лежал с закрытыми глазами на изношенном диване и под защитой поговорки отеческого изготовления:
– "Глаза не видят - душа не мрёт"!
– верный диван в паре с крылатостью оказались верными друзьями в испытаний прочности духа. Причин вспомнить крылатые выражения больше на порядок, чем крылатостей.
После тычка в ребро вся мудрость со стороны (книжная), куда-то подевалась, забылась, а от полной потери рассудка спасало горизонтальное положение тела. Со времён войны заметил: если смесь страха и ужаса сваливалась на тело в горизонтальном положении - коктейль наполовину терял силу и мощь, а потом, с каждым прожитым днём войны и на две трети.. Появилась разборчивость: если когда-то ужас проявлялся в полной силе - со временем прежний ужас превращался в слабую страшилку.