Проходные дворы биографии
Шрифт:
Вчера я, Юрка и Вадька эксплуатировали здешний телецентр как могли. Играли отрывок, читали стихи и басни, говорили текст за кадром про А.А. Дейнеку (оказывается, он великий художник). В общем, мы втроем изобразили целый журнал «Литература и искусство». Обещали заплатить 3 ставки, и до отъезда. Свое рождение не справлял, а пошел к Левке Лосеву (у нас с ним в один день – рождение). Посидели очень скромно и тихо. Было грустно и обидно. Мне подарили грузовик, папку и флакон (пш-пш), а я любил и думал о тебе и о доме и ругал родителей, что родили меня в такое время. Мишка когда-нибудь тоже будет поносить нас за это!
Вчера
Сегодня 23-е число, осталось 7 дней до отъезда, а там уже пойдет счет легче и быстрее.
Киса! Какой я у тебя умница! Лечу зубы! Поставил уже две пломбы и еще один раз пойду!
На пляж ездим очень редко – замучили концертами. Жара, слава богу, немного спала, и появился ветерочек – можно дышать. Ходил, смотрел по магазинам чего-нибудь интересного – пустота зияющая.
В письме ты обещала мне звонить и не позвонила. Почему? Я плохо сплю, все время прислушиваюсь к телефону.
Живем мы дружно и мирно – втроем клянем театр, окружающих и вместе тоскуем по дому. Ребята передают тебе большой привет и целуют Мишку. Я надеюсь, что ты ждешь и любишь меня. Без этой надежды и уверенности жизнь потеряла бы для меня всякий смысл и интерес.
Твой
P.S. Получил твое письмо. Поблагодари всех, почтивших мою память, и поцелуй страстно. Не понимаю, почему не дозвонилась до меня, жду звонка.
Женушка моя любимая!
Пфчи-пфчи-пфчи – шлепают колеса старой посудины «НовиковПрибой», похожей на пароход из «Волги-Волги». Душный волжский день, даже от реки очень мало прохлады. Сижу в каюте и думаю, думаю о тебе.
Выехали вчера в 6 часов вечера. Как прелестно вечером на пароходе: широченная вода с мелькающими маяками и бесконечными кострами на берегу, равномерное и уютное плюханье колес и музыка, музыка – хорошая и плохая, но здесь приобретающая какой-то странный нереальный колорит и романтическое звучание, исходящее как будто от самой воды.
Сидел на носу, обдуваемый теплым влажным ветром и струями музыки, и до слез было грустно, одиноко и думалось о том, что почему-то всегда в жизни если хорошо, то не до конца, если счастлив, то не целиком. А из пены у носа и колес все время выплывали образы Кисы улыбающейся, Кисы грустной и нежной и чаще всего (почему-то) Кисы беременной, кроткой, счастливой, с аппетитным, каким-то очень невесомым пузом, таким, каким я запомню его на всю жизнь.
А в салоне в этот вечер передавали по телевизору из Саратова закрытие наших гастролей – «Так и будет», – и мы смеялись, что ни уехать, ни улететь, ни даже уплыть от своих невозможно. После 2-го акта чествовали театр – вручали грамоты, цветы. А когда там, на суше, вручали Колеватову грамоты нам, на воде, то мы в салоне хлопали друг другу и жали руки – к величайшему недоумению и радости пароходной публики. Когда же в Саратове произносили фамилию твоего мужа, то без ложной скромности должен тебе сообщить, что овация была намного больше, чем у другой любой фамилии, ведь недаром говорят, что в Саратове театр не прозвучал, а прошел лишь один спектакль – «С завязанными глазами», и один артист – Ширвиндт.
Киса! Духота сгущается – закрыл жалюзи в каюте, а всего только час дня. Большая часть наших уплыла 30-го, мы – 31-го, а последние – 1-го числа. Вадюша поехал 30-го передовым – с наказом вырвать хорошее жилье, посмотрим. Езды – две ночи и день.
Бесконечный соблазн –
Вышел! Хорошо – прохладно, а в каюте – мразь.
Вчера смотрел «Войну и мир». Девочка обворожительна и прелестна до ужаса – Наташа, другой не придумаешь. Мы с мрачным Колычевым даже всплакнули пару раз, да и вообще фильм сделан очень эффектно, со вкусом, большой любовью к материалу и почти ничто не шокирует, пожалуй, кроме подбородочка и рукоприкладства к голым женским местам – мне понравилось.
Впереди виден какой-то город, где будем стоять 1 час. Побежим купаться и покупать помидоры. Очень надеюсь, что по приезде в Куйбышев меня будет ждать твое письмо, а то уже давно ничего не получал.
Ты там не обижай стариков и будь внимательнее, ладно? Поцелуй их очень нежно, прочти что можно из письма и скажи отцу, чтобы не ленился писать письма – делать все равно им нечего.
Твой
Береги Мишку.
Кися! Уже вечер! Высокий берег с церковкой вдали безумно напоминает мне Мышкин и все хорошее, что связано с ним. Помнишь, как мы провожали глазами с нашего сеновала проплывавшие мимо суда с огоньками кают и белизной очертаний, а теперь я из этой каюты смотрю на проплывающие сеновалы. И кто знает, может быть, какая-нибудь влюбленная пара смотрит на мой огонек и мечтает, как и мы с тобой (помнишь?), о чем-то, чего всегда хочется и что редко удается испытать, – о большом, как не помещающееся в груди дыхание на сильном ветру, счастье, о том, которое не здесь, а где-то там проплывает мимо нас, загадочно мигая и соблазнительно намекая на настоящее и именно нам необходимое, – уплывает и оставляет в душе осадок горечи и неудовлетворенности тем кусочком берега, где живем мы, заставляя мечтать и делать чего-то непонятное. А когда стоишь на другом, казалось бы в иной момент, желанном кусочке мира, опять грезится вдали чудный огонек – тот, что нужен только нам и около которого можем быть счастливы. И так вся жизнь, как огонек каюты, мерцает обманчивым огнем неиспытанного и прекрасного – не потому ли, что сами мы не умеем сделать радостным и счастливым свой, пусть несовершенный и скромный, очаг, который зовется семьей, где бы он ни был?
Письмо Наталии Николаевны
2 августа 1959
Кисонька!
Сегодня пришло письмо твоим, где ты пишешь, что гастроли возможны до 1 сентября. Ты что? Еще 5 дней? Я или схожу с ума, или приезжаю к тебе.
У меня почти в каждой долгой разлуке вдруг наступает такой момент, когда больше ждать невозможно. Я устала без тебя, понимаешь, устала и больше не могу. Последние несколько дней мне все кажется, что ты меня зовешь. Сегодня почему-то очень сердито крикнул: «Татка!» И в лесу вдруг вижу тебя, и сердце останавливается на мгновенье. А когда оказывается, что это не ты, становится так плохо, так плохо, что хуже некуда.
Утром просыпаюсь с ощущением счастья, как в детстве. Потом думаю, откуда это чувство, ведь ты еще не скоро приедешь, так не скоро, что еще и помечтать в деталях нельзя о встрече. И становится грустно, очень грустно. И не хочется просыпаться до тебя. Но, Киса, я все равно счастлива, слышишь? Счастлива, несмотря ни на что. Счастлива, потому что люблю тебя. Счастлива, потому что ты любишь. Потому что у нас Мишка. И потому что через месяц мы будем вместе, все время вместе, и не только в сентябре, а всю осень, зиму, весну – каждый день и каждую ночь. Какое это счастье! Такое, что мне не верится.