Проигравшему достается жизнь
Шрифт:
– Думаете, я в женщинах не разбираюсь?
– А чего ж ты тогда тупишь? – Василий Андреевич слегка захмелел. – Пришел ко мне с какой-то ерундой, девку отбить хочешь. Заметь! – он поднял вверх указательный палец. – Не перекупить, а отбить! Да я уже этих слов и не помню!
– Зачем вам это? – тихо спросил Олег. – Найдете новую девочку, через того же Шурика, или через эскорт-агентство. Оставили бы Ноябрину в покое.
– А это мое дело, – засопел Василий Андреевич. – Я перед тобой отчитываться не обязан. Хотел поговорить? Поговорил. Более не задерживаю.
– До
– И тебе. Виски! – вновь сказал Василий Андреевич официанту.
«Что это со мной? Никак, надраться решил? Да что я, в самом деле! Проблема выеденного яйца не стоит! Завтра позвоню Гере, начальнику службы безопасности, велю проследить за хорьком. Завтра же у меня будет ее адрес. В крайнем случае, послезавтра», – думал он, глядя, как Строитель идет к выходу. – «И этот еще… Ромео!» – Василий Андреевич поморщился. – «Навязался!»
Если бы не разговор со Строителем, мысль об изменившейся Рине мелькнула бы и исчезла. Забот у Василия Андреевича и без нее хватало. Но теперь получается, что он отступился. Был разговор со Строителем, и он отступился. Получается, испугался? Что силенок не хватит? Перед молодостью спасовал? Нет, так нельзя!
Он достал огромный носовой платок и вытер вспотевшую лысину. Черт-те что! Только-только отношения с Ленкой наладились!
И тут он вспомнил глаза Рины, серьезные, глубокие. «Я приехала бы в больницу… Хотя бы из сострадания…» Черт-те что!
Он махнул рукой:
– Счет!
Это было странное чувство. Похожее на то, которое он испытывал в юности, стоя под Ленкиными окнами, у общежития, и зная, что вот сейчас, в этот самый момент, у нее серьезный разговор с парнем из Бауманского. О любви и все такое прочее. О том, что ему, студенту Бауманского она предпочла Васю из Губки. А он, Вася, стоял в этот момент под окнами и ждал. И было так страшно, до дрожи в коленях. Потому что непонятно, куда все повернется? А вдруг этот парень из Бауманского не только формулы знает, но какие-то такие, особые слова, которые заставят девушку поменять решение? И что после этого делать?
Это было единственный раз в его жизни, соперничество за женщину. Все остальные доставались без боя. Пока зарабатывал свои миллионы, было не до них, а потом они сами объявились и были готовы на все.
И вот теперь он вновь стоял под этими окнами и с замиранием сердца смотрел, не погаснет ли свет? Если погаснет, тогда все, конец! И было так страшно, и в тоже время так сладко… Он, сопя, открыл корочки. В два раза больше заплатил по счету, не за виски, за то чувство, которое не испытывал вот уже тридцать лет! Как будто помолодел!
«Нет, парень. Рано еще с коня подковы сдирать. Ты еще должен доказать, что мужик. А вот я…»
– Приходите еще, Василий Андреевич!
– Всего хорошего вам!
Ему все улыбались, и состояние души было такое, что казалось, все искренне радуются. Радуются, как и он, тем пяти минутам, когда позабыто было все, чем он владел. Когда разом помолодевший на тридцать лет Вася-Василек забыл о том, что завтра опять надо делать деньги
Ночью, в первом часу, добравшись, наконец, домой, Василий Андреевич позвонил Шурику. Тот не сразу, но ответил.
– Слушаю вас.
«Что за противный голос!»
– Не спишь?
– Как видите, нет.
– У меня к тебе разговор.
– Я ничего не знаю! – торопливо сказал Шурик. – Это не мое!
– Ты о чем?
– О кукле!
– Понятно, что не твое. Видишь ли, я сегодня погорячился. Набросился на девочку, в койку хотел затащить… А она после болезни… В общем, устрой мне еще одну встречу.
– Н-не… Не могу.
– Почему?
– Она о вас и слышать не хочет.
– Да что с ней такое?
– Сам не знаю.
– Да что мне, серенады ей, что ли, петь? – рассердился Василий Андреевич.
– Насчет серенад не знаю, – хихикнул Шурик. – Но подарками бы не мешало задобрить.
– Вымогательством занимаешься, хорек? – ласково спросил он. – Она вещь наденет, мне показать, а ценник отрезать не будет, потом ты эту тряпку в бутик вернешь, не подошла, мол, а деньги поделите.
– Я так никогда не делал! – взвизгнул Шурик.
– А побрякушки ее кто в ломбард носил?
– Я никогда…
– Да я сам их оттуда выкупал! Ты вот что. Не темни. Скажи прямо: чего ты хочешь?
– Во-первых, я не хочу в тюрьму…
– А она по тебе давно плачет!
– Но вам-то я чем так насолил? Какие у вас претензии ко мне лично?
– Фу ты, как пышно! Претензий у меня к тебе много, вымогатель, но лично я о тебя руки марать не стану. Мне нужна Рина. Устрой мне встречу, слышишь? Иначе я сам до нее доберусь!
– Надо подождать, – пискнул Шурик.
– Чего?
– Пока она успокоится.
– Не хочешь, значит, по-хорошему? Ну, я тебе покажу, кто хозяин, а кто холуй! Попомнишь ты у меня!
– Я ни в чем не виноват!
– Ты вообще соображаешь, с кем говоришь?!
– Я вам позвоню, – торопливо сказал Шурик. – Когда все улажу.
– Попробуй ты мне не позвонить.
Василий Андреевич дал отбой и тут же набрал другой номер.
– Гера, не спишь?
– Нет, Василий Андреевич, – ответил начальник службы безопасности, стараясь сдержать зевоту.
– У меня для тебя задание. Ты помнишь Рину?
– Рину? Конечно!
– Она съехала с прежней квартиры и не говорит куда. Мне нужен ее новый адрес.
– Понял.
– Агент по-прежнему при ней. Толстый, с хвостом, помнишь? Вот через него…
– Не учите меня, как делать мою работу, Василий Андреевич, – слегка обиделся Гера. – Завтра, максимум послезавтра вы будете знать ее новый адрес.
– Лады! Спокойной ночи.
«Вот так! И давно надо было так! Но уговорить ее может только скунс, у него это ловко получается. Не в деньгах, говоришь, дело, Строитель? А мы посмотрим!»