Проигравший из-за любви
Шрифт:
Доктору Олливенту казалось, что в случившемся явно угадывалась воля рока. Вряд ли что-нибудь, кроме смерти Уолтера Лейбэна способно было вырвать Флору из ее заблуждений. Для нее он должен будет оставаться прекрасным видением первой девичьей любви, не способным к совершению дурных поступков. Он должен был бы остаться тем холодным совершенством, которое присутствует в каменных статуях, не имеющих возможности спуститься со своего пьедестала.
Но он ушел! Она могла проливать по нему слезы, печалиться, хранить его в своей памяти, но не могла вернуть его себе. Было что-то радостное в этой мысли для доктора. Новая надежда поселилась в нём, совсем не похожая на его прошлые смутные мечтания. Олливент
Глава 18
Было полпятого, когда доктор Олливент оказался рядом с Норманской башней. Летний полдень плавно переходил в вечер: на волнах появилось золотое сияние, легкий розовый свет нависал над побережьем и деревенскими домами, все говорило о приближении заката. Казалось, все звуки природы наполнены гармонией в этот час, и доктор Олливент, чьи вечерние наблюдения редко выражались в чем-либо, более интересном, чем созерцание прихода почтальона или тарахтящего по мостовой экипажа с конкурирующим врачом, был глубоко тронут красотой увиденной сцены.
«В такой час, как этот, можно подумать, что природа желает всем людям добра, — размышлял он, — но в другое время она обманывает себя так же часто, как человечество. То спокойное море может вздыматься под ее влиянием, свирепые ветры в страшном буйстве пронесутся над теми мирными холмами. Природа дает волю своим страстям так же, как самые слабые из нас».
Доктор вновь взглянул на летнее море; где-то под теми голубыми волнами мягко покачивался Уолтер Лейбэн, возможно обвитый водорослями и с запутавшимися в волосах морскими анемонами, убаюкиваемый океаном так же нежно, как когда-то качала его мать на своих руках. Сегодня вечером или завтра утром мог налететь шторм, и те же волны будут волочить и трясти его, ударяя о скалы. Этим вечером он вряд ли мог иметь более приятное место для своего отдыха, чем это прохладное голубое море.
«Все же это лучше, чем быть втиснутым в тесный узкий гроб», — думал доктор.
Смерть была настолько знакома ему, что столь быстрый уход его соперника из жизни в вечность потряс его меньше, чем мог бы потрясти другого человека. Всеобщий рок всегда присутствовал в его мыслях, в том или ином аспекте. Смерть упавшего со скалы человека казалась ему не более ужасной, чем ранняя смерть от приступов чахотки. Чуть больше часа назад он, доктор, был слабым и мягким, как ребенок, в руках Джарреда Гарнера. Капли холодного пота выступили у него на лбу при мысли о том, что было бы, если бы Джерред поведал миру свою версию о происшедшем на утесе. Флора посчитала бы его убийцей.
Маленькая фигурка, нежные формы которой он так хорошо знал, стояла в воротах сада. Девушка была в легком муслиновом платье с веселыми голубыми ленточками, развевающимися на ветру.
Подойдя ближе, он увидел ее прекрасное лицо, смотрящее на него с озабоченным видом.
— Как вы поздно, доктор Олливент!
— Разве? Я надеюсь, ваш отец не нуждается во мне, ему не стало хуже?
— Нет, спасибо Богу, ему стало легче. А что вы сделали с Уолтером?
Этот вопрос словно ударил его током. Каким негодяем он почувствовал себя в этот момент! Но ведь он никоим образом предумышленно не задумывал убийства своего соперника.
Случайный удар в целях самозащиты — вот и все, что было.
— Что я с ним сделал? — переспросил он, пытаясь улыбнуться. — Мы были не вместе. Я думал увидеть его с вами.
Ложь довольно просто сорвалась с его губ. Он имел вполне определенный план и должен был действовать смело.
— Вы думали? — спросила. Флора с растерянным видом. — Я не видела его с завтрака.
— Да, я устал, долго ходил среди тех холмов по дороге в Тэдмор в Вайлдернессе, — проговорил доктор, вспоминая совет Джарреда по поводу алиби.
— И были один все это время? — воскликнула Флора удивленно. Она не могла понять, как можно находить удовольствие в одиноких прогулках.
— Наедине со своими мыслями и образом, который избрал себе в спутники.
Они прошли в гостиную, слегка затемненную опущенными жалюзи на окнах. Флора украсила это голое помещение с очарованием и беззаботностью своего девичьего характера цветами, книжными подставками и маленькой веселой рабочей корзинкой. В большой клетке мирно чирикали канарейки, как будто желая сказать что-то своим пением до того, как кончится лето. Доктор был тайно убежден, что все они были цыплятами и что Флора, выбравшая их из-за прекрасного оперения и гордой походки, явно ошиблась в их вокальных способностях. Но сегодня доктору было не до канареек и не до прелестной комнаты, в которой Марк Чемни вальяжно расположился на софе у одного из незанавешенных окон. Сейчас он смотрел только на Флору, думая о том, что будет с ней, когда совсем не будет новостей о ее любимом и когда ей вдруг сообщат, что его вытащили из моря.
Мистер Чемни разговаривал с ним, и доктор отвечал, но если бы его спросили мгновением позже, о чем он говорил, то он вряд ли смог бы ответить на такой вопрос.
Никогда Флора не была так внимательна и добра к нему, как этим вечером. Она посадила его в кресло напротив отцовской софы, налила вино ему в бокал и даже сама открыла бутылку с содовой своими ловкими пальчиками.
— Я научилась делать это для папы еще на Фитсрой-сквер, — объяснила она, гордая своим умением. — Когда я была у мисс Мэйдьюк, то думала, что открывание бутылок с содовой так же ужасно и неблагородно, как зажигание свечей.
Она была очень обрадована приходом доктора, как будто он сам по себе предвещал скорое возвращение Уолтера.
— Я думал, он ушел гулять гораздо дальше, чем вы, — сказала Флора.
— «Он» это, наверное, Уолтер! — воскликнул Марк, смеясь. — Какие все-таки странные люди влюбленные! Этот бедный ребенок входил и выходил через окно каждые пять минут, порхая, как испуганная птичка, стояла у открытых ворот, наблюдая за дорогой, и затем вернулась назад ко мне с опечаленным лицом: «Нет, папа, его не видно». Какой заботливой женой ты будешь, малышка, и какой непоседа-муж тебя ожидает!
— Я не думаю, что мужья всегда должны быть дома, папа, — ответила Флора с обиженным видом. — Я не совсем такая, уж ничего не понимающая, как ты считаешь. Но я думаю, что когда люди помолвлены, то они очень много времени проводят вместе.
— Разве помолвка такая уж серьезная вещь?
— Да, если люди действительно любят друг друга. Вот смотри, джентльмен может сделать леди предложение внезапно, а Уолтер ведь очень импульсивен, ты ведь знаешь это, папа, но затем он может обнаружить, что любит ее не так сильно, как думал. Его признание дает ему очень много времени для размышлений. Если он и его суженая провели вместе много-много часов, то он должен точно знать — счастлив ли он с ней и не сможет ли она ему когда-нибудь надоесть. И если девушка становится для него целым миром, какой и должна быть жена…