Проигравший. Тиберий
Шрифт:
— Прекратить! По розгам соскучились?
Шум сразу затих, все подчеркнуто занялись работой. Знали, что взводного лучше не сердить и его намек на розги вполне может воплотиться в жизнь.
Чтобы задобрить командира и отвлечь его мысли от дисциплинарных взысканий, следовало завести с ним разговор о каком-нибудь важном деле. Обычно командирский гнев гасил старик Пальфурий — ему это удавалось лучше, чем другим.
— Прошу позволения обратиться, командир, — Пальфурий встал со своего места и вытянулся в струнку, — Ребята немного повздорили, но больше — в шутку. Немного непривычно вот так бездельничать. Проклятые германцы скоро нас совсем отучат от хороших манер. Как твое мнение, Кассий
Командир должен всегда стремиться поднять боевой дух солдат. Кассий подошел к Пальфурию, велел ему сесть и сам опустился рядом. Ему нравилось, что разговор пойдет о предстоящих сражениях, — прекрасный повод лишний раз изложить солдатам кодекс своих правил и требований, которые он намерен каждому предъявлять, — пусть слушают и лучше понимают своего командира.
Трудовой порыв как-то кончился. Теперь все норовили придвинуться поближе к Кассию и ветерану Пальфурию. Посидишь так, послушаешь — может, и самому удастся вставить словечко. Пообщаться с командиром в непринужденной обстановке — одно из самых любимых солдатских развлечений.
Кассию стало понятно, что причины гневаться на спорщиков нет никакой. Беседе нужно было придать оттенок доверительности.
— А скажи-ка, Пальфурий, — обратился он к ветерану, — правда ли, что в твое время германцы были другими? Я слышал — даже наш командующий об этом говорил.
— Другими, это точно, командир. Я был с Тиберием в том последнем сражении, в долине, недалеко от Майнца, — Пальфурий прищурил глаза, будто пытался заглянуть в то самое время, почмокал губами, — Сейчас они гораздо упорнее. Тогда мы все знали — если германец бежит с поля боя, его уже не остановишь. А сейчас? Ударишь на них, они отступят, соберутся и опять лезут. Может, это Арминий их так научил?
Кассий Херея на миг задумался. Вопрос старого солдата касался щекотливой темы. Дело было в том, что командному составу, чтобы не допускать пораженческих настроений, запрещено было упоминать имя вождя херусков, молодого Арминия, и особенно — рассуждать о его каком-то сверхъестественном военном таланте. Официально запрещено. Но в последнее время все вокруг только о нем и говорили — от истопников до легатов, и никакие запрещения не могли остановить этих пересудов: сколько ни суй веток в реку, а она все равно будет течь. Арминий был недавно изгнан из своего рода (королевского рода), потому что Маробод, владыка херусков, традиционно поддерживал Рим. Но вместе с Арминием большая часть херусков откололась от самого Маробода, и теперь молодой Арминий был, пожалуй, самым влиятельным вождем среди германских племен и самой популярной личностью. В его борьбе с Марободом и римлянами ему то ли необыкновенно везло, то ли варварские боги помогали: он очень грамотно вел войну, организуя засады, отрезая римским легионам пути снабжения, разрушая мосты и проводя дерзкие ночные рейды. Кассий Херея, конечно, не раз думал об этом достойном противнике и чувствовал к Арминию нечто вроде уважения.
— Арминий, конечно, ловок, в этом ему не откажешь, — произнес Кассий как бы в задумчивости. — Но если разобраться, то не такой уж он страшный. В чем его сила? В том, что он всегда старается захватить нас врасплох! И какой из этого нужно делать вывод каждому солдату?
— Какой же вывод? Подскажи нам, взводный, — спросил Пальфурий, явно подыгрывая командиру.
— Всегда быть начеку! — торжественно объявил Кассий.
— Вот! Что я вам вдалбливаю каждый день! — С довольным видом Пальфурий повернулся к солдатам помоложе. — Каждый час, каждую секунду — быть начеку!
— А во сне, Пальфурий? — спросил кто-то.
— И во сне.
— Ну надо же, Пальфурий! — удивился
— Когда же? — вскинулся ветеран. Он был готов опровергнуть всякого, кто в нем сомневается, — Когда я забываю о том, что надо быть начеку?
— Да я тебя сегодня в лесу видел, Пальфурий, — отвечал спорщик, невидимый за спинами других солдат, — Ты сидел в какой-то странной позе и — прости меня — казался совсем неготовым тут же отражать атаки германцев!
Общий хохот сотряс стены палатки. Смеялся вместе со всеми Кассий, но громче всех, наверное, хохотал сам Пальфурий — откидываясь назад и широко раскрывая беззубый рот.
Насмеявшись вволю, Кассий решил, что веселья достаточно, и приказал своему взводу — продолжать починку обмундирования. Хотя понимал, что многие тычут иглами только для видимости. Никакой особой нужды в починке его взвод не испытывал.
Вскоре пришел лекарь с помощником, принес целое ведро лекарства — и впрямь какого-то отвара темно-коричневого цвета. Солдаты оживились, повеселели. Еще одно развлечение, и все за такой короткий срок. Поистине удачный день сегодня!
Каждому пришлось подходить по очереди, чтобы глотнуть из жестяной мерки свою долю снадобья. Животы к этому времени уже у всех прошли, больше никто в лес не отпрашивался, но все пили лекарство с удовольствием. И с соответственными шуточками.
— Лекарь! Да ты ведь разбавил его, признайся! Вот так у нас один — держал кабак, а сам вино разбавлял. Эх, и побили его однажды!
— Ничего неразбавленное. Много ты понимаешь в вине!
— Знаешь, лекарь, ты чуть-чуть корицы недоложил. Поэтому вкус такой — словно мочу пьешь.
— Прекратить разговоры!
— Что ты, командир! Я же не в упрек ему сказал. Я имел в виду — мочу любимой женщины.
— О! Я тоже хочу попробовать! Эй, давай там скорей, не-задерживайтесь!
— Держи. Пей, Магон, несчастный влюбленный! Твоя Луперция шлет тебе целое ведро.
— Слушайте, братцы. Перестаньте. И так противно пить эту гадость, а вы еще… Давай скорее, лекарь!
С шутками и смехом, но солдаты делали свое дело дисциплинированно и организованно. Кассий тоже посмеялся вместе со всеми, выпил положенный стаканчик отвара — и процедура была закончена. До обеда оставалось уже недолго. Впрочем, обедать сегодня его подчиненным, да и ему самому не положено — по причине утреннего поноса легат распорядился, чтобы в центуриях выдавали только хлеб. Но мысль о еде мало беспокоила Кассия — ведь целый день впереди был свободен, и его солдатам, которые все еще считались больными, следовало подыскивать какое-нибудь занятие. Может быть, просто уложить их спать — и не беспокоиться ни о чем?
Когда обед закончился и солдаты съели свой хлеб, запивая его родниковой водой (лагерь был расположен так, что на его территории находились свои источники), Кассий приказал всем занимать места в палатке и ждать дальнейших распоряжений. Подаренный свободный день теперь не казался ему благом, тем более что от начальства не поступало никаких распоряжений. Странно чувствовать себя бездельником посреди войны на вражеской земле!
Сидя в палатке, Кассий подумывал уже — не сходить ли к центурионам, может быть, удастся разузнать что-нибудь о способе дальнейшего времяпрепровождения. Или хотя бы доложить, что взвод готов выполнять приказы, так как все чувствуют себя хорошо. Даже если ничего не прикажут, то хотя бы совесть будет чиста и ответственность за безделье солдат уже ляжет на плечи старших командиров. Но тут он услышал, как вестовой, проходя среди палаток, выстроенных в ряды, выкрикивает его имя: