Происхождение и развитие сознания

Нойманн Эрих

В ранний период рациональный компонент символа имел решающее значение, так как именно в этот момент взгляд человека на мир переходил от символического к рациональному. Продвижение от дологического мышления к логическому также идет через символ, и можно показать, что философское и научное мышление развивалось из символического, постепенно освобождаясь от эмоционально-динамических компонентов бессознательного.

В связи с тем, что примитивный человек проецирует свое бессознательное содержимое на мир и его объекты, они представляются ему пропитанными символизмом и заряженными маной, и вследствие этого его внимание фокусируется на мире. Его сознание и воля слабы, их тяжело расшевелить; его либидо растворено в бессознательном и доступно

для Эго только в небольших количествах. Но символ как объект, оживленный проекцией, очаровывает и, в той мере, в какой он "овладевает" человеком и "волнует" его, приводит в движение его либидо, а вместе с ним и всего человека. Это активирующее действие символа, как подчеркивал Юнг, ^[7]

является важным элементом всех без исключения культов. Тяжелая, нудная сельскохозяйственная работа производилась благодаря символическому оживлению земли, точно так же как лишь символическая одержимость в ритуале входе делает возможной любую активность, требующую больших количеств либидо. ^[8]

Однако

символ также является выражением духовной стороны, формирующего принципа, находящегося в бессознательном, ибо "дух появляется в психике как инстинкт", как «принцип своеобразия».

Что касается развития человеческого сознания, эта духовная сторона символа является исключительнымрешающим фактором. Кроме своего "захватывающего" аспекта, символ имеет также смысловой аспект: он более чем знак; он передает значение, он что-то обозначает и требует интерпретации. Именно этот аспект взывает к нашему пониманию и побуждает нас к размышлению, а не только к чувству и эмоциональности. Эти два аспекта, действуя в символе совместно, составляют его специфический характер, отличный от характера знака или аллегории, которые имеют фиксированные значения. До тех пор, пока символ является живой и действенной силой, он выходит за рамки способностей сознания к постижению и "выражает существенный бессознательный компонент, ^[9]

что является той самой причиной, по которой он так притягателен и волнующ. Сознание продолжает возвращаться к нему и зачарованно кружит вокруг него, обдумывая и размышляя, таким образом завершая circumambulatioповторяющийся в таком множестве полных драматизма обрядов и религиозных церемоний.

В "символической жизни" ^[10]

Эго не принимает содержимого рациональной стороной сознания, чтобы затем приступить к его анализу, разбивая и усваивая его по частям; скорее, вся психика открывается воздействию символа, позволяет ему пронзить и "взволновать" себя. Это пронизывающее свойство затрагивает всю психику, а не только сознание.

Образы и символы, будучи творческими продуктами бессознательного, представляют собой множество выражений духовной стороны человеческой психики. В них, будь то видение, сновидение, фантазия или же внутренний образ, видимый снаружи, как например зримое/проявление бога, выражают себя как обозначающие и "передающие смысл" тенденции бессознательного. Внутреннее "выражает" себя через символ.

Благодаря символу сознание человека становится одухотворенным и в конце концов приходит к самосознанию:

"Человек может постичь и познать свое собственное существо только в той степени, в какой он может сделать его видимым в образе своих богов". ^[11]

Миф

, искусство, религия и язык — все это символические выражения творческого духа человека; в них этот дух принимает объективную, ощутимую форму, сознавая себя через осознание его человеком.

Но "передающая смысл" функция символов и архетипов имеет также и мощную эмоциональную

сторону, и эмоциональность, которую они пробуждают, также является направленной; то есть, она обладает смысловым и организующим характером. Как говорит Юнг:

"Любое отношение к архетипу, переживаемое или просто именуемое, "задевает" нас; оно действенно потому, что пробуждает в нас голос более громкий, чем наш собственный. Говорящий праобразами говорит как бы тысячью голосов, он пленяет и покоряет, он поднимает описываемое им из однократности и временности в сферу вечносущего, он возвышает личную судьбу до судьбы человечества и таким путем высвобождает в нас все те спасительные силы, что извечно помогали человечеству избавляться от любых опасностей и превозмогать даже самую долгую ночь". ^[12]

Таким

образом, одержимость архетипом несет с собой одновременно значение и освобождение, так как он высвобождает часть эмоциональных сил, запертых вследствие развития сознания и возникших в результате изъятия эмоциональных компонентов. Кроме того, в этих ощущениях — как мы видели, первоначально коллективных — и благодаря им, происходит реактивация групповой психики, прекращающую, по меньшей мере временно, изоляцию индивидуального Эго.

Одержимость архетипом снова связывает индивида с человечеством: он окунается в поток коллективного бессознательного и преобразуется вследствие активации своих собственных коллективных пластов. Вполне естественно, что такое ощущение первоначально являлось священным событием и праздновалось группой как коллективное явление. Подобно религиозным празднествам, которые были и до сих пор остаются преимущественно групповыми явлениями, искусство также раньше являлось коллективным явлением. Искусство, поскольку оно имеет отношение к отображению архетипических символов в танце, пении, скульптуре и пересказе мифов, всегда было тесно связано с сакральной сферой, оно сохранило свой коллективный сакральный характер даже в более поздние времена, как мы можем видеть из греческой трагедии, средневековых пьес-мистерий, церковной музыки и т. п. Только постепенно, с развитием индивидуации, перестает проявляться его коллективный характер, и индивидуальный поклонник, зритель или слушатель, выходит из группы.

Культура нации или группы определяется действием в рамках ее архетипического канона, который представляет ее высочайшие и глубочайшие ценности и который организует ее религию, искусство, праздники и повседневную жизнь. До тех пор, пока культура находится в состоянии равновесия, индивид надежно защищен культурным каноном, питается его жизненной силой, но и прочно удерживается им.

То есть, пока он окружен культурой своей группы, его психическая система уравновешена, потому что его сознание защищает, развивает и обучает традиционный "небесный мир", продолжающий жить в коллективных ценностях, а его сознательную систему компенсируют архетипы, воплощенные в проекциях религии, искусства, обычая и т. п. Всегда, когда возникает критическая ситуация, индивидуальная или коллективная, мгновенно происходит обращение к носителям канона. Будут ли это жрецы, пророки и священники или комиссары, вожди, министры и должностные лица — зависит от канона, а также от того, основаны ли его главные положения на демонах, духах, богах, единственном Боге или на идее дерева, камня, животного, священного места и так далее.

В любом случае психологическим следствием такого обращения будет равновесие, вызванное переориентацией на превалирующий канон и воссоединением с коллективом, и в результате этого — преодоление кризиса. До тех пор, пока сеть ценностей остается доступной, средний индивид находится в безопасности в своей группе и своей культуре. Другими словами, существующих ценностей и существующих символов коллективного бессознательного достаточно, чтобы обеспечивать психическое равновесие.