Происшествие
Шрифт:
Городская девушка в ярком цветастом платье ушла в дом, а люди, опершись на мотыги, стояли, смотрели на хибару старой Марьям и неторопливо обсуждали отношения между Кемалем и Фаттум, дочерью огородника Дакура. Все видели, как старая Марьям, расстроенная, пошла к Дакурам. Но никто не заметил, чтобы она вышла оттуда. Разве трудно догадаться, что у тетушки Марьям глаза не глядят на невестку из города? А Дакурова дочка теперь слезы льет. Есть о чем — с этим все согласились.
Все взоры с любопытством обратились на двор старого
— Эй!.. Марьям! — окликнули ее с огородов. — Эй, матушка Марьям!
Она остановилась, заслонив от солнца лицо ладонью, всмотрелась и медленно направилась к ним.
Ее окружили. Всем хотелось знать, почему они втроем улыбались, когда вышли из дома Дакура. Начались расспросы. Старая Марьям открылась. Она не хочет городскую девушку себе в невестки, не приглянулась она ей. Не для такой бесстыжей растила Марьям своего Кемаля. Хоть бы пришли полицейские и увезли ее…
— Сколько ей лет? — спросил кто-то по-арабски.
Когда Марьям ответила, старики понимающе покачали головами. Если нет восемнадцати, полиция вернет ее родителям и беспокоиться нечего.
— А если она не захочет? — спросила Марьям, хотя Дакур уже объяснял ей, что такое полиция.
— А ее и спрашивать не станут! — подтвердили соседи.
Слезы радости покатились из уголков глаз по морщинистым щекам Марьям. Не захочет добровольно — потащат силой, вот и люди подтверждают. Силой, и пусть аллах сделает острыми их мечи. Даст бог, забудет сюда дорогу! Марьям хотела в невестки Фаттум, честную, ласковую, хозяйственную Фаттум. И огород у них есть, у Дакуров. Они объединятся, сровняют межу…
Сначала зажужжал мотор, и почти тотчас взвыла сирена полицейского автомобиля. Все головы повернулись к дороге. Сирена выла все громче и громче. И вдруг из-за деревьев вынырнул голубой лимузин.
Марьям вместе со всеми кинулась навстречу.
Автомобиль затормозил у самых ворот. Из него вышел толстый комиссар, полицейские и еще какие-то люди. Через минуту их закрыла толпа людей, сбежавшихся с соседних огородов. Окруженные плотным кольцом, представители власти подошли к дверям старой Марьям. Дети, подростки, старики, толкая друг друга, становились на цыпочки, чтобы лучше видеть.
Комиссар с бумагами в руках и полицейские столпились в дверях и потребовали девушку, приехавшую из города.
Девчонка оказалась не из молчаливых…
— Не поеду! — кричала она. — Изрубите меня на куски, не поеду!
Женщина средних лет, косившая на один глаз, всплеснула руками и пробормотала: «Ах, проклятая, прости меня, аллах. Рехнулась она, что ли?»
— Дитя мое, закон есть закон, — добродушно уговаривал комиссар. — Ты вернешься к матери, отцу…
Девушка и слышать ничего не хотела:
— Не поеду, господин комиссар, не старайтесь понапрасну.
— Закон, дочь моя, закон! — настаивал комиссар. — По закону ты принадлежишь отцу.
— Нет, и еще раз нет! Не надо мне никакого отца, накажи его, аллах!
— Говорят, ты обещала выйти за другого?
— Я? Ей-богу, нет, господин комиссар. Врут они! Они продадут меня богачу, а потом на эти деньги будут пьянствовать!
Наступила гробовая тишина.
— Бесстыжая, — нарушил молчание Решид.
— Ты бесстыжий, ты подлый, бесчестный! Попрошайка! Ты чего вмешиваешься? Кто ты мне? Отец, брат? Кто ты мне?
Решид стушевался, но только на какую-то секунду. Он тут же переменил тактику. Схватил Гюллю за руку и прижал ее руку к своей груди.
— Гюллю, дитя мое, пойдем, Гюллю…
Но Гюллю изо всех сил толкнула цирюльника, и тот рухнул на землю. Вскочив на ноги, он набросился на Джемшира и Хамзу.
— Что вы стоите? Чего вы ждете? — кричал он. — Хватайте ее!
Те кинулись к Гюллю, безуспешно пытавшейся скрыться за спинами полицейских, и стали вязать ей руки.
Она кричала, молила о помощи, била ногами.
Ее втащили в такси. Хамза зажал ей рот ладонью. Она вырывалась, но ее скрутили покрепче. Хамза навалился на нее и придавил к сиденью.
Комиссар сел впереди рядом с шофером, полицейские втиснулись на заднее сиденье, и машина рванула с места.
Автомобиль уже скрылся за поворотом, а старая Марьям все стояла и смотрела на дорогу. Ну вот, она избавилась от нежеланной невестки, а сын, что с сыном, где он? Может, в тюрьму посадили? Пойти узнать? Но куда она пойдет, у кого спросит и где эта тюрьма?
К ней подошла Фаттум.
— А если Кемаля арестуют? — спросила Марьям и показала на дорогу.
Фаттум не ответила. «Хотя бы и так, — она носила бы ему деньги, еду, чистое белье»…
— Ты знаешь, где тюрьма?
— Знаю, — встрепенулась Фаттум.
— Отведешь меня туда?
— Отведу.
— Идем!
Не покрыв головы, не заперев двери, не убрав велосипеда Кемаля и даже не взглянув на дом, старуха отправилась в путь. Фаттум пошла рядом. Соседи провожали их глазами до самого поворота.
Старый Дакур внес в дом велосипед, притворил дверь и зашагал вслед за ними.
XIV
Был декабрь. Уже несколько дней шли дожди, но зима не наступала.
В имении Музафер-бея звучала музыка, гремел смех.
Ясин-ага прохаживался у ворот. С двустволкой на плече — Музафер-бей привез ее для Ясина из Англии — управляющий напоминал солдата на карауле у казармы.
Он насторожился, уловив в темноте мягкие шаги, и ищейкой кинулся наперерез.