Произведения
Шрифт:
Лобастов (пристально смотря в лицо Прокофью Иванычу). Д-да? так вот ты, брат, как?
Прокофий Иваныч отворачивается.
Нет, ты посмотри мне в лицо-то!
Фурначев. И представьте себе, что он мне за эту механику полтораста тысяч предлагает… Шутка сказать, полтораста тысяч! (Прокофью Иванычу с чувством собственного достоинства.) За кого же вы меня, сударь, считали, спрашиваю я вас?
Лобастов (Прокофью Иванычу). А это, брат, ты не дурно придумал!.. Гм… свинья, брат, ты!
Фурначев. Так как же вам, ваше превосходительство, кажется поступок этого почтительного
Прокофий Иваныч (в сторону). Господи!
Фурначев (обращается к Прокофью Иванычу). Государь мой! безнравственность вашего поступка так велика, что я за омерзение для себя считаю называться вашим родственником… Идите, государь мой, и помните, что сколько почтенна и достохвальна добродетель, столько же гнусен и непотребен порок!
Занавес опускается.
ДЕЙСТВИЕ III
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Иван Прокофьич Пазухин, 75 лет, купец первой гильдии и потомственный почетный гражданин, занимающийся откупами и подрядами.
Прокофий Иваныч.
Фурначев.
Лобастов.
Живновский.
Настасья Ивановна Фурначева.
Леночка Лобастова, 30 лет, девица.
Живоедова.
Баев.
СЦЕНА I
Довольно обширная гостиная в доме старого Пазухина. В средине комнаты и направо от зрителя двери; налево три окна. В глубине сцены, по обеим сторонам дверей, диваны с стоящими перед ними круглыми столами; по стенам и по бокам диванов расставлены кресла и стулья, обитые малиновым штофом; вообще убранство комнаты свидетельствует, что хозяин дома человек богатый. Утро. На одном из столой поставлена закуска.
Живоедова и Лобастов.
Лобастов (закусывая). Какой же это, сударыня, слепочек?
Живоедова. Да вот с ключика или с замка, который у сундука-то… Так я, говорит, по образу и по подобию другой ключик такой закажу, а как начнет старик-то кончаться, так вы, мол, мне тихим манером весть дайте…
Лобастов. А я, дескать, приду, ключиком сундучок отопру да что следует оттуда и повыну…
Живоедова. Ну, так, сударь, так!
Лобастов. А деньги поровну?
Живоедова. По-моему, надо бы поровну, а там ведь господь его знает, что у него на душе… Этого-то я и боюсь.
Лобастов. Это вы правду, сударыня, сказали, что чужая душа потемки. А я так думаю, что тут и сомненья держать не в чем.
Живоедова Ты, стало быть, думаешь, что он обидит?
Лобастов А то как же? Сами вы, голубушка, рассудите, из каких ему расчетов с вами делиться? Если б еще вы были человек чистый, если б сами не были в это дело со всех сторон запутаны, ну тогда, конечно, можно бы с ним поговорить. А то вообразите вы себе то: ну, приступите вы к нему, скажете: «Отдай половину», а он вам на это: «Нет, мол, половины много, a вот, дескать, тебе на чай синенькую…»
Живоедова. Чтой-то, уж и синенькую!
Лобастов. Положим, вы так ему и скажете, а он вам на это: «Довольно, мол, с тебя и этого будет!»
Живоедова. Да ведь я, сударь, горло ему перегрызу, я, сударь,
Лобастов. Положим, что и это вы ему объясните. Так ведь он, сударыня, знаете ли, что вам ответит: «У тебя, скажет, у самой хвост-от в грязи; я, скажет, только деньги взял, а ты, мол, и ключ фальшивый составила, так разве хочешь идти вместе на каторгу?» Ну, может, и еще тут рубликов с пяток набавит. Так на каторгу-то, чай, вы не пожелаете?
Живоедова. Кому охота! Да чтой-то ты, сударь, все пять да пять рубликов заладил, а ты говори дело!
Лобастов. А дело, сударыня, тут в том состоит, что Семен Семеныч обширного ума человек!
Живоедова (тоскливо). Да ты хоть бы присоветовал что-нибудь, Андрей Николаич; право, точно уж ты чужой человек.
Лобастов. Тут надо, сударыня, чтобы с чистою душой человек был, чтоб ухищрениям Семена Семеныча свой оплот поперек поставить.
Живоедова. Да ведь я еще слепочка-то ему не давала… (Вздыхая.) Уж, видно, ин бросить эту затею!
Лобастов. Зачем же-с? Затея эта хорошая, только надо ее обеспечить. Это вы хорошо, Анна Петровна, сделали, что мне сказали, потому что я тут могу многое… Да вы, пожалуй, и еще кому, по женской своей слабости, передали?
Живоедова. Оборони бог!
Лобастов. То-то же-с. Так мы вот что на первый раз с вами положим: как начнет Иван Прокофьич кончаться, так вы заодно с Семен Семенычем и мне потихоньку шепнуть пришлите… да мне-то бы даже немножко попрежде-с.
Живоедова. А я знаешь что удумала: нечем к Семену Семенычу посылать, так мы бы вдвоем это дело сделали?
Лобастов. То есть обобрать-то-с?
Живоедова. Да не обобрать — что ты, сударь, в сам-деле, как говоришь! Обобрать да обобрать, только и слов у тебя! Не обобрать, а попользоваться.
Лобастов. Не могу-с, грех-с.
Живоедова. Да что ж за грех?
Лобастов (прерывая ее). Грех, сударыня.
Живоедова. Ну, ин ладно, пусть Семен Семеныч старается. Только ты меня уж, сделай милость, с ним заодно не обмани. Вспомни ты, Андрей Николаич, что я кругом сирота, да и дело-то мое такое, что я с женским своим умом никаких этих делов не понимаю… Так не обмани же ты меня!
Лобастов. Обмануть мне вас, сударыня, нельзя, да и не расчет, а только уж вы меня в третью часть примите.
Живоедова (вздыхая). Уж что с тобой делать! Все лучше, нечем как он в сам-деле синенькой-то отпотчует!
За дверьми слышится звонок.
Чу! кличет! Ты уж посиди здесь, Андрей Николаич, потешь старика-то!
Лобастов. Посижу, сударыня, посижу…
СЦЕНА II
Лобастов (один). Так ты меня, сиволап Прокопка, надуть хотел! с Семеном снюхаться вздумал! Так вот бог-то и наказал тебя; теперь посмотрим, кто кого обведет! Однако надо действовать осторожно: пускай Семен же и обличает его перед отцом… Ну, теперича, кажется, не отвертишься ты от меня, Гаврило Прокофьич! Нет, брат, как зубы-то на полку положить придется, так поневоле караул закричишь да к нам прощенья просить придешь!.. Эх, Леночка! все для тебя, сударыня, на старости лет работаю!