Прокаженный из приюта Святого Жиля
Шрифт:
Неожиданно из тьмы, окружавшей стену, послышался тихий, но повелительный голос, позвавший его:
— Сюда! Быстро!
Услыхав приглашение, Йоселин непроизвольно метнулся в ту сторону и, задыхаясь, чуть не упал на вершине склона. Протянувшаяся к юноше рука крепко схватила его и удержала. Высокая худая фигура в необъятном темном плаще, поднявшись с земли, спешно прорывала тоннель в копне сохнувшей зелени в углу у стены.
— Сюда! — сказал тот же бесцветный голос. — Прячься здесь!
Йоселин нырнул в копну головой вперед и быстро забросал себя травою со всех сторон. Он ощутил, что старик уселся на землю, расправил свой плащ и прижался костлявой спиною к копне. Даже сквозь рубаху, плащ и траву чувствовалось, как длинен и прям позвоночник у незнакомца. Безусловно,
Преследователи уже подъезжали. Юноша услышал, как приблизился стук копыт, как вдруг резко подняли на дыбы переднюю лошадь — так, что она заскользила копытами по гравию. Йоселин подумал, что сидевший у стены наблюдатель не остался незамеченным: предрассветный сумрак уже позволял видеть и человеческую фигуру, и прямой участок дороги впереди — явно пустынный. Было слышно, как один из всадников спешился. Йоселин затаил дыхание в уверенности, что стражник собирается влезть на склон.
— Нечистое место! — издал предостерегающий возглас старик и громко застучал крышкой о деревянный ободок своей кружки. Наступила настороженная тишина. Карабкавшийся вверх стражник остановился.
Внизу, на дороге, второй человек рассмеялся:
— Он должен быть сумасшедшим, чтобы променять даже темницу на лепрозорий. — Стражник повысил голос: у старого и больного человека наверняка также плохо со слухом. — Послушай, приятель! Мы гонимся за негодяем, которого разыскивают по обвинению в воровстве. Он направился в эту сторону. Может ты видел его?
— Нет, — произнес старик. Помимо того что его голос звучал глухо из-за покрывала, прокаженный еще и медленно выговаривал слова, как будто речь давалась ему с трудом, но, в силу терпения и старания, с его губ слетали четкие звуки. — Я не видел вора.
— Как долго ты сидишь здесь? Ты видел, чтоб кто-нибудь проходил мимо?
— Всю ночь, — с напряжением ответил голос. — И никто не проходил мимо.
Судя по звукам, двое пеших к этому времени присоединились к всадникам, и они все вчетвером некоторое время тихо совещались.
— Он, наверное, юркнул в сторону, под деревья, и пустился обратно, — сказал один из стражников. — Поворачивайте и идите вдоль правого края дороги. Мы доедем до заставы и проверим, не прокрался ли он туда незаметно, а потом вернемся и отправимся по левой стороне.
Лошади вновь взвились, ударили о землю копытами и пошли рысью. Двое пеших, по-видимому, повернули и тронулись в путь вдоль деревьев, обшаривая кусты в поисках своей жертвы. Вскоре наступила долгая тишина, которую Йоселин боялся нарушить.
— Вытянись и устройся удобнее, — произнес наконец старик, не поворачивая головы. — Нам еще нельзя уходить отсюда.
— У меня есть дело, которое мне надо выполнить, — сказал Йоселин, наклоняясь поближе к закрытому капюшоном уху, чтобы быть точно услышанным. — Бог свидетель, я от всей души благодарю тебя за это убежище, но мне необходимо как-то добраться до монастыря, покуда не рассвело, или та свобода, которую ты мне сохранил, не будет ничего стоить. Мне нужно сделать там кое-что ради другого человека.
— Что же? — ровным голосом спросил старик.
— Предотвратить, если удастся, ту свадьбу, которую собрались играть сегодня.
— А! — протянул натруженный голос. — Для чего? Да и каким образом? Пока что тебе нельзя покидать это место: они поедут назад и, когда вернутся, должны увидеть все то же самое — старика прокаженного, предпочитающего ночь под звездами крову приюта, ничего больше. — Трава в копне зашелестела: быть может, ее неподвижность нарушил легкий вздох. — Ты понял, что здесь за место? Боишься проказы, мальчик?
— Нет, — сказал Йоселин, но тут же дрогнул и
— У нас есть время, — отозвался старик. — Если желаешь рассказать мне, я слушаю.
Только на такого вот случайного встречного, мгновенно завоевавшего симпатию и доверие, мог Йоселин сбросить тяготивший его душу груз. Внезапно юноше показалось совершенно естественным делом поведать старику все без утайки, ничего не скрыв ни о своей горькой любви, ни о том, как дурно с ним обошлись, ни о том, насколько более жестоко поступили с Иветой. Посредине рассказа властная рука вновь сжала его колено, требуя неподвижности и молчания — до тех пор, пока двое всадников не проедут обратно в сторону города. Когда же они скрылись из виду и последний отзвук стучащих по дороге копыт растаял вдали, Йоселин возобновил рассказ, как будто нить его никогда и не прерывалась.
— И ты задумал спрятаться где-нибудь возле обители, — задумчиво произнес старик, когда рассказ был окончен, — а потом ворваться туда, вызвать своего бывшего господина на поединок и при этом так оскорбить его, чтоб он не смог сдержаться и отказать тебе в удовлетворении?
— Я не вижу другого выхода, — сказал Йоселин, хотя, после того как его план изложили в столь четких выражениях, юноше уже не особенно верилось в успех своего предприятия.
— Так не спеши с этим, — проговорил Лазарь. — Свет дня тебе не помеха: колотушка да капюшон с покрывалом сделают безликим и безымянным любого. Могу сказать тебе лишь одно: Юон де Домвиль не ночевал сегодня у себя дома. Он поехал куда-то мимо этого места и свернул с дороги направо. С тех пор я находился здесь неотлучно, и если только он не знает какой-то другой тропы, то он домой не вернулся. Но я думаю, он должен проследовать назад той же дорогой, по которой и отбыл, и, пока он мимо нас не проедет, можно не беспокоиться, что жених предстанет перед алтарем. Мы с тобой можем следить за трактом по очереди, чтобы не пропустить всадника. Если он вернется. А что если он не вернется вообще?
Йоселин провел самую странную ночь в своей жизни, и утро было не менее странным. С зарею все покрылось легким туманом, восходящее солнце тускло просвечивало сквозь него, внизу же туман покрывал огромными бороздами долину. Но Юона де Домвиля, рысью скачущего к дому епископа, так и не было.
— Оставайся в укрытии, — в конце концов сказал Лазарь, — покуда я не вернусь. — Он поднялся и ушел в приют, но вскоре воротился, неся в руках такой же плащ с капюшоном, как у него самого, и кусок голубой холстины для покрывала. — Можешь вылезти и надеть его. Или ты боишься носить одеяние мертвеца? Он тут, на кладбище. Те, кто приходит сюда умирать, снимают с себя одежду, в приюте уже изрядный запас ее. Холстину здесь жгут, а одежду стараются вычистить как можно лучше. Умерший был крупным человеком, сам увидишь, плащ его тебе мал не покажется.
Йоселин сделал все, как ему велели, — точно ребенок или же человек, пробудившийся после сна в столь неожиданном месте, что вынужден полагаться на провожатого. Находясь в подобном состоянии, юноша больше не удивлялся тому, что открыл душу прокаженному, согласился спрятаться под плащом прокаженного и позволил отвести себя в приют, где были собраны эти несчастные, не ощущая ни страха, ни отвращения. Беглецу протянули руку помощи, и он ухватился за нее с теплотой и признательностью. Он даже не поинтересовался, как ему удастся затеряться среди обитателей приюта. Ведь их число, без сомнения, известно, а он, новичок, слишком велик, чтобы его появление прошло незамеченным. Но то ли Лазарь успел замолвить слово кое-кому из своих товарищей, то ли чутье всегда безошибочно указывает обездоленным, когда одному из собратьев нужно помочь, и так тонко руководит их душами, что кажется, сама их среда безотчётно принимает и растворяет в себе пришельца. Во всяком случае, все здешние мужчины и женщины, которые как раз собирались к заутрене, окружили Йоселина, и он таким образом смешался с толпой этих несчастных.