Прокаженный из приюта Святого Жиля
Шрифт:
Так что воин, настаивавший на обыске сада епископа, хотя и не смог прославиться тем, что нашел беглеца, заслужил похвалу начальника и не пожалел о своей затее.
Глава шестая
Обнаженный Юон де Домвиль, укрытый льняным саваном, лежал в часовне. Вокруг тела стояли представители власть предержащих — аббат с приором и шериф графства, — а также родственники и близкие покойного: его племянник, он же слуга, да сэр Годфри Пикар, предполагавший к этому времени стать дядей жены усопшего. Был здесь и брат
Симон Агилон все еще оставался в плаще и перчатках, которые надел утром, отправляясь на розыски дядюшки. Он выглядел измученным и обеспокоенным, как и пристало человеку, на которого внезапно свалилась ответственность, возлагаемая от века на плечи ближайшего родича умершего. Пикар, покусывая черную бахрому своей подстриженной бороды, предавался раздумьям о понесенных убытках. Впрочем, он явно не упускал из виду и сохранившиеся у него возможности не оказаться внакладе. Радульфус хранил сосредоточенное молчание и добросовестно старался вникнуть в разъяснения Кадфаэля.
Настоятель много занимался не только церковными делами, но и мирскими и обладал большим жизненным опытом, но все же был совсем неопытен в таких вещах, как приметы насилия, которые брат Кадфаэль читал как открытую книгу, — травник ведь был когда-то и воином, и моряком. Однако, в отличие от большинства людей многоопытных, Радульфус знал в точности, каких сведений ему не хватает, и горел желанием под чьим-нибудь руководством восполнить пробелы. Больше всего аббата заботили честь и доброе имя вверенной ему обители, а для стяжания этих достоинств требовалась абсолютная справедливость. Что до приора Роберта, то его верноподданнические чувства нормандца были донельзя оскорблены: ведь убитый был нормандским бароном. На свой лад, но столь же решительно, сколь и Пикар, приор жаждал мести.
— Раны на голове не представляли бы опасности, если б ими все ограничилось, — сказал брат Кадфаэль, подложив руку под вымытую и причесанную голову покойного. — Но удар лишил всадника чувств и открыл дорогу тому, кто напал на лежачего. Вот видите… — Монах отвернул холстину с огромной бочкоподобной груди и мощных предплечий. — Он упал навзничь, стукнувшись головой о дерево. Милорд Прескот видел, как лежал труп, это видел также брат Эдмунд да и некоторые из наших послушников. Одежда убитого скрыла тогда от меня то, что я заметил сейчас. Посмотрите на его предплечье: с внутренней стороны над мышцами — круглые черные синяки. Представьте себе его лежащим раскинув руки и рассудите сами, что могло дальше произойти с бароном, пребывавшем в бессознательном состоянии. Убийца уперся коленями ему в предплечья и, стоя так, перехватил руками его горло.
— И даже это не заставило его сопротивляться? — мрачным тоном спросил настоятель, наблюдая, как тупой палец Кадфаэля указывает отпечатки пальцев.
— Какое-то усилие было сделано. — Кадфаэль вспомнил глубокие ямки, вырытые в дерне каблуками сапог Домвиля. — Но только телом — конвульсии раненого, который не в силах больше бороться за жизнь. Он лежал без сознания, он не мог дать отпор нападавшему. А руки у того сильные и решительные. Взгляните-ка, как
До сих пор Кадфаэль не имел возможности взглянуть попристальнее на это жуткое увечье. Под короткой бородкой рубец от веревки прочертил темно-красную линию, с которой уже смыли капельки крови. Черные кровоподтеки от пальцев душителя были ясно видны.
— Все говорит о том, что нападавшего обуревала безумная жажда мщения, — угрюмо заметил Прескот.
— Или сильнейший испуг, — мягко произнес Кадфаэль. — Отчаянная решимость довершить дело, не привычное для него, задуманное внезапно и осуществленное счудовищным, чрезмерным усердием.
— Не исключено, что вы оба говорите об одном человеке, — рассудительно высказался Радульфус. — Можем ли мы еще что-то узнать о нем, глядя на тело?
Было похоже, что все же возможно. С левой стороны на шее Домвиля, примерно в том месте, где были отпечатки средних пальцев правой руки нападавшего, поперек синяка шла небольшая, с рваными краями ранка — словно в шею тут вдавили ребристый камешек. Обратившись на некоторое время мыслями к этой незначительной мелочи, Кадфаэль пришел к выводу, что она вовсе не так незначительна.
— Маленький иззубренный порез, — задумчиво вымолвил он, вглядываясь в след, — вокруг круглой ранки. Тот, кто все это сделал, носил кольцо на среднем или безымянном пальце правой руки. Кольцо с большим камнем: маленький не вдавился бы втело так глубоко. И кольцо должно было сидеть на пальцедовольно свободно — ведь оно слегка проворачивалось, пока убийца душил. Ну конечно, на среднем пальце: если б оно болталось свободно на безымянном, его наверняка переодели бы на средний. Я не знаю, каким еще образом можно сделать подобную ранку. — Травник взглянул на окружавшие его внимательные лица. — Молодой Люси носил такое кольцо?
Пикар, пожав плечами, отверг предположение о своей осведомленности в данном вопросе. Симон после некоторого размышления произнес:
— Не помню, чтобы я когда-нибудь замечал у него кольцо. Но я не могу и утверждать точно, что его не было. Я могу спросить Гая, не знает ли он.
— Это надо выяснить, — промолвил шериф. — Есть еще что-нибудь необычное?
— Мне ничего не приходит в голову. Разве только стоит поинтересоваться, куда и по какому делу ездил человек, позволивший подстеречь себя на дальней тропе в такой час.
— Мы не знаем, в котором часу было совершено убийство, — заявил Прескот.
— Да, не знаем. Невозможно сказать, сколько времени убитый пролежал мертвым, — во всяком случае, когда речь идет всего лишь о нескольких часах. Правда, дерн под ним успел намокнуть. Но дело в другом. Все приметы указывают — ладно, поостережемся толковать их слишком уверенно, — они, по-видимому, указывают на то, что всадник возвращался домой, когда его подкараулили. И засаду ему устроили прежде, чем он появился в том месте: когда он туда подъехал, ловушка его уже поджидала. Стало быть, тот, кто ее приготовил, а после убил его, знал, куда он отправился и по какой дороге намерен вернуться.