Проклят и прощен
Шрифт:
— Пойдемте, дядя, сядем на диван и все обсудим.
— Вы хотите обдумать мое предложение? — с прояснившимся лицом воскликнул Фрейзинг, следуя приглашению.
— Нет, я не то хотела сказать! — запротестовала Лили. — Ведь мне только шестнадцать лет, а вам...
— Я во всяком случае старше, но между вашей сестрой и ее мужем разница в летах была гораздо значительнее.
— Но вы, вероятно, не хотите, чтобы я любила вас так, как любила моего зятя, а именно — как почтенного дядюшку?
— Нет, этого я не хочу, — обиженно проговорил
— Я привела это просто как пример! — оправдывалась молодая девушка. — Я охотно помогла бы вам, и если сама не могу выйти за вас замуж, то не могу ли найти вам жену?
Предложение Лили звучало очень искреннее, но адвокат, очень огорчившийся сравнением с «дедушкой», был еще в раздраженном состоянии.
— Нет, благодарю вас, — возразил он. — Я сам это сделаю, если вообще еще решусь на это.
— Но только не в пятницу! — попросила Лили. — Сегодня опять этот несчастный день, который наверно и есть виновник вашей неудачи. Ведь фрейлейн Гофер предсказала вам!
— Мне нет дела до фрейлейн Гофер и ее предсказаний, — отрезал Фрейзинг так сердито, что молодая девушка посмотрела на него с испугом.
— Ах, как жалко! Как раз Эмму Гофер я и хотела предложить вам в супруги.
Это было уж слишком для юриста; он вскочил.
— Вы насмехаетесь надо мной! Ведь вам известно, в каких я отношениях с нею! Она ненавидит во мне сухого юриста, а я ненавижу в ней олицетворенное суеверие, и мы не делаем из этого никакой тайны.
Он со злостью схватил шляпу и собирался, по-видимому, взять пальто, чтобы поскорее покинуть дом, где так безжалостно осмеивали его чувства, но Лили не трогалась с дивана.
— Вы ошибаетесь, дядя советник! — хладнокровно сказала она, — вас любят.
— Где? Как? — воскликнул до крайности пораженный Фрейзинг, останавливаясь перед молодой девушкой.
— Эмма Гофер любит вас, — повторила молодая девушка, — только она не показывает вам этого.
Адвокат положил шляпу на стол, снова уселся на диван и спросил деловым тоном:
— Откуда вы это знаете?
Лили смутилась. На самом деле она ничего не знала, и ее уверение было ни на чем не основано. Она забрала себе в голову доставить своему «дяде советнику» короткое, маленькое да», которого он так желал, и поскольку уже две дамы в Розенберге навязали ему несносное «уважение», то в жертвы без малейших колебаний была избрана третья. Высказав свое смелое уверение, Лили принуждена была держаться его и второпях нашла столько доказательств в защиту своего мнения, что наконец и сама ему поверила.
Фрейзинг слушал ее с таким вниманием, что лучшего нельзя было и желать. Сразу можно было заметить, как ему приятно, что наконец нашлась женщина, питающая к нему, помимо «уважения», и другие чувства. Мысль, что кто-то хранит в сердце тайную любовь к нему, скрываемую под видом неприязни, была чрезвычайно лестной.
— Отложим пока это дело. Я не могу думать об этом после горького разочарования, но благодарю вас за участие, и... не говорите фрейлейн Гофер, зачем я сегодня приезжал в Розенберг.
— Она об этом не узнает ни полуслова! — заверила его Лили, дружески подавая своему отвергнутому жениху шляпу и помогая надеть пальто.
Фрейзинг принимал это охотно, привыкнув, что после каждого отказа ему всегда высказывают дружбу и благодарность.
Еще раз грустно взглянув на молодую девушку, он попрощался с ней.
В сенях он встретил флейлейн Гофер, спускавшуюся с лестницы, и низко, с необыкновенным уважением, поклонился ей. Она выразила сожаление, что госпожи Гертенштейн нет дома, и пригласила немного подождать, так как хозяйка скоро вернется; он отказался, отговариваясь недостатком времени, и обещал приехать на будущей неделе. Фрейлейн с удивлением заметила, что он остановился в дверях и бросил на нее долгий и какой-то особенный взгляд, а потом еще раз низко поклонился и исчез.
Полчаса спустя вернулась Анна. Она уже сняла в своей комнате шляпу и шубку и теперь просматривала полученные письма, лежавшие на столе. Бросив мимо-летный взгляд на письма, адресованные на ее имя, она заинтересовалась письмом к сестре и только что устремила на него тревожный, озабоченный взор, как дверь отворилась и в комнату по обыкновению с шумом влетела Лили с букетом фиалок в руке. Подбежав к сестре, которая при ее появлении бросила заинтересовавшее ее письмо на другие, Лили без всяких приготовлений принялась рассказывать, что она пережила в этот день. В восторге от полученного предложения, чувствуя себя совсем взрослой, она передавала случившееся с таким волнением и так бессвязно, что Анна сначала ничего не поняла.
— Дитя мое, рассказывай спокойнее! — сказала она. — Кто тебе сделал предложение и кто просил твоей руки?
— Дядя советник! — воскликнула Лили, торжественно размахивая букетом. — Он не знает, что я тогда стояла за дверью и все слышала. Я ему тоже предложила вечную дружбу и уважение, от этого он чуть не заплакал.
Анна неодобрительно покачала головой.
— Я не понимаю Фрейзинга. Как может человек, такой серьезный и толковый в своем деле, в этом отношении постоянно ставить себя в смешное положение. Он неизлечим.
— О, я вылечу его, — с уверенностью проговорила Лили. — Я достану ему жену.
— Лили, оставь свои детские шалости! — с упреком произнесла молодая женщина.
Однако Лили, в которой только что проснулось чувство собственного достоинства, приняла эти слова с большим неудовольствием. Она поднесла свой букет к самому лицу сестры, требуя, чтобы с этих пор с нею обращались, как со взрослой, объяснила, что теперь многое понимает «в этих вещах», и вдобавок пригрозила сделаться «госпожой советницей юстиции».