Проклятая
Шрифт:
Из кухни послышался странный стук железа об железо. Сергей вспомнил о чайнике на плите. Им непременно нужно выходить. Вода выкипит минут через десять, еще через несколько минут чайник раскалится и вспыхнет. А потом дело останется за малым. Старый дом вспыхнет, как спичка и решетки на окнах не дадут им выйти.
– Вы как?
– спросил он.
Отец Алексей посмотрел на окровавленную тряпку в руках. Растерянный взгляд говорил о том, что он сейчас плохо соображает. Сергей крикнул ему:
– Послушайте! Нам нужно убираться отсюда.
– Ку... Куда?
– На улицу.
– Зачем?
– отец
– Мы не сможем отбиваться от двоих всю ночь.
– Я... Я никуда не пойду. Не... Не на улицу.
– Да не тупи ты!
– сорвался Сергей.
– Пойдем со мной, если хочешь жить!
С этими словами он дернул отца Алексея за рукав рясы. Тот покорно подошел, но тут же отпрыгнул, увидев шипящего упыря. Сергей снова приложил распятие ко лбу существа и тот отпрыгнул за лестницу. Сергей втиснулся в освободившийся проем. Мать, шипя, попятилась назад. Отец Алексей шел вслед за Сергеем. Тот боком приблизился к газовой плите на кухне, благо она стояла сразу у проема. Из носика чайника густой струей вырывался пар. Сергей выключил конфорку и направился ко входу. Думать об обуви не приходилось. Упырь вновь подобрался очень близко и на сей раз уже не так испугался распятия.
И внезапно он прыгнул на Сергея. Тот вскрикнул и выронил распятие. Увернуться он не успел. Упырь повалил его на спину и заорал. Священник открыл дверь и выбежал на улицу. Сергей попытался скинуть его и встал на мостик. Но все было тщетно. Вампир был словно кошка, которую хозяин пытается искупать в ванной. Упырь обнажил свои длинные клыки и склонился над шеей жертвы. Сергей схватил его за лицо и начал, что было мочи, давить на лоб, пытаясь оттолкнуть. Он закричал. Упырь ударил его по кадыку и Сергей обмяк. Этого времени хватило. Упырь вцепился в горло. Сергей вдруг нащупал на полу распятье, схватил его и приставил ко лбу вампира. Тот подпрыгнул и ушел в тень лестницы. Сергей толкнул дверь и выбежал на улицу.
Священника уже и след простыл, но Сергея он уже не интересовал. Он бежал через лес, прижимая распятье к груди, и боялся обернуться.
Лишь забежав в деревню, он понял, что за ним никто не гонится. Сердце отчаянно колотилось, грозив сделать дыру в грудной клетке. Кровь пульсировала в висках с частотой барабанной дроби. В голове была лишь одна мысль: "Я бросил ее. Бросил... Бросил"...
Сергей сел на не успевший остыть бордюр и схватился обеими руками за голову. Что делать? Что?..
Что?..
18
Крупные капли барабанили по ветровому стеклу с такой силой, что у Ани разболелась голова. Она лежала в машине за пределами деревни и пыталась уснуть. Из динамиков лился голос вокалистки "Лицея". Обычно музыка успокаивала, но не сегодня. Наверное, я становлюсь старой, подумала Аня и сделала тише. Главной ошибкой был сон после поездки к Сергею. Она бы могла проспать довольно долго в машине, если бы была хоть немного уставшей. Но она уже битый час смотрела на серую обшивку потолка машины, а сна не было ни в одном глазу. Стало темно.
Она обдумывала слова, услышанные от врача годы назад и о том, как в прошлый раз они помогли. Ее теперешнее состояние было близко к тому, которое она испытывала ребенком. Тогда она боялась каждого шороха. Ей понадобилось
Она вновь ощущала нервное покалывание в затылке; вновь задрожали ее руки; она перестала быстро соображать, хоть и училась этому по специальной методике. С этим нужно бороться. И ее доктор сказал бы, что начинать нужно непременно сейчас, а не "с понедельника" или даже с утра. Не зря люди говорят, что утро вечера мудренее. Утром ты можешь передумать.
Была и еще одна причина: она замерзла. Скажи ей кто, что она замерзнет еще четыре часа назад, она бы высмеяла этого человека. Пробежавшись от машины к дому Ирки и обратно под ливнем, она промокла до нитки. Одежда прилипла к коже. Аня ощущала себя закованной в мягкий противный доспех или даже кокон. Кожа стала холодной. Она могла бы завести двигатель и включить печку, но бензину хватало как раз в аккурат. После слов Олега она старалась тратить лишь деньги заработанные ею. А их как раз не оставалось. Олег и так выдал ей сумму на похороны, которой, кстати, оказалось мало.
Она схватила ключ, торчащий из замка зажигания, и на мгновение замерла. Что за дурость? Не обязательно сразу начинать в экстремальных условиях. Завтра она сможет начать работать над собой без опасности свихнуться в доме с покойником. Она вспомнила голос доктора и ей вдруг стало стыдно. Она повернула ключ зажигания. Двигатель зазвучал тихим успокаивающим урчанием. Она включила дворники и поехала домой.
Она включила свет. Гроб стоял на том же месте. Крышка закрыта. Аня прошла мимо, стараясь не смотреть на него. В доме все еще воняло марганцовкой, формалином и... покойником. Она проскользнула на кухню и включила чайник. Встала у стола и принялась барабанить пальцами по крышке.
Чайник зашумел. Первым делом она побежала наверх и сбросила с себя мокрую одежду. Натянула синие джинсы, носки, футболку. Теплая ткань приятно легла на тело. Наверх надела вязаную кофту, которую прихватила на всякий случай. Вернулась на кухню. Аня оторвала уголок от упаковки шоколадного батончика и откусила кусочек. Закрыла глаза от удовольствия.
Чайник закипел. Она кинула пакетик в чашку и залила кипятком. Выключила конфорку. Вода затихла. В доме вновь царила тишина.
Вдруг она услышала шорох. Аня испугано огляделась. Наверное снова летучая мышь или что-то в этом роде. Мыши под половицами или даже крысы. Чтобы услышать капли дождя, стучащие в стекла, приходилось прислушиваться. Аня махнула рукой и пошла наверх с горячей чашкой и шоколадным батончиком в руках.
Она села за стол. Положила рядом с собой фонарик. Свет отключат через какой-то час, может и меньше. Нужно будет включать генератор. Может, сделать это прямо сейчас? Как она делала это в детстве. Шум успокаивает. А тишина пугает.
Но из-за шума можно не услышать чего-то действительно страшного.
Аня попыталась откинуть навязчивые мысли и посмотрела на стопку книг. Литература была не лучше мыслей. Она подошла к полке и достала оттуда первую попавшуюся книгу. "Поправка-22", гласила надпись на обложке под именем автора Джозеф Хеллер. В аннотации значилось, что роман сатирический, и она открыла первую страницу.