Проклятье или ничейная земля

Лаас Татьяна

На углу Дубовой стоял знакомый до боли паромобиль с эмблемой полицейского управления. Брок удивленно приподнял бровь — Эмма хорошо смотрелась за рулем, словно так и надо. Она открыла дверцу:

— Давай, садись уже! А то можем не успеть… Вон уже, красным-красно все…

Брок сел на пассажирское сиденье, пристраивая корзину с едой у себя в ногах:

— Эмма…

— Я хорошо умею водить, — буркнула она, резко разворачивая паромобиль на Ореховую. — Еще никто из ваших не догнал меня!

Брок не сдержал удивления:

—

Забавно, я думал, ты только уличная воровка…

Эмма стрельнула в его сторону глазами:

— Я отсидела. Идо говорит — я теперь обычная.

— Так куда едем? — дипломатично поменял тему Брок. Шарлотта в чем-то права. Наверное.

— Ломбард Галли знаешь?

— Обижаешь. Кто же не знает Скорпиона? И что ты ему сдала? — Уточнять, у кого она это украла, Брок не стал. Эмма сама скривилась как от зубной боли и призналась:

— Я сглупила. Нашла камею…

Брок лишь выгнул бровь, и Эмма призналась, доказывая, что воровка всегда остается воровкой:

— Хорошо… Я украла у Идо камею. Украла, потому что дура. Потому что не верила в её честные намерения. Дурака, сам знаешь, надо учить — украсть у дурака незазорно.

— Ага.

Эмма сбавила скорость: потоки воды с небес усилились, так что дождевые щетки не справлялись — дорога то и дело исчезала за тугими струями воды. Грохотало уже где-то над головой. Молнии то и дело прорезали небеса алыми лентами, превращая город в филиал пекла.

— Дура была. Сейчас хочу все исправить, но у меня нет десяти ройсов, чтобы выкупить камею обратно. Верну камею, расплачусь с тобой и… Можешь вязать обратно за кражу — заслужила.

Брок молчал, не зная, что сказать. С одной стороны, его выводы о преступниках в который раз подтвердились. С другой стороны — Эмма могла промолчать и не пытаться вернуть камею, тем самым скрывая факт воровства.

Кровавая вода дикими потоками неслась отовсюду: с небес, по улице, из-под колес паромобиля. Она скрывала город, дома, сужая мир до салона машины и пары ярдов перед капотом, с трудом разрезаемыми светом фар. Казалось, что в мире ничего, кроме крови, не осталось.

Эмма совсем побелела, вцепившись пальцами в руль, и словно приговора ждала его ответа.

— У тебя сохранились связи с «Отпетыми»? — наконец спросил он.

— Своих не сдаю, — отрезала она. — пусть я дура, но дура с понятиями.

Брок спокойно пояснил, доставая из портмоне двадцатку:

— Надо сдать моих.

— Чаво?! — опешила Эмма, паркуясь у ломбарда.

— Моих. — снова повторил Брок. — Надо сдать моих. Точнее, не совсем моих.

— Ну… Да… Эт поворот. Это все меняет… — неуверенно ответила Эмма, принимая деньги. — Я это… Быстро. Ага?

Брок кивнул. Она выскочила под дождь, тут же промокая до нитки, и буквально взлетела по высокому крыльцу под защиту козырька над дверью. Впрочем, от косых струй дождя, летевших по воле бурного ветра почти вдоль земли, это не спасало. Брок

не был уверен, что Эмме откроют дверь, но появилась небольшая щель, и охранник, оглядев Эмму, все же запустил её внутрь. Шаррафа шаррафой, а дела должны идти. Прижать бы Скорпиона, но, во-первых, пока нечем, а во-вторых, иногда он был удобен, сдавая самых наглых воров. Тех, кто ему мешал, конечно. Брок передернул плечами, но все же решительно выбрался из паромобиля — вдруг Эмме потребуется помощь. Впрочем, счастливая Эмма выскочила почти сразу же, зажимая в ладони что-то мелкое.

Промокший до последней нитки Брок сел на водительское сиденье. Эмма обиженно обошла паромобиль и села рядом:

— Не больно-то и хотелось… Смотри, не заблудись в улочках Ветряной гряды.

— Я там с детства не блуждал, Эмма. Так… — он осторожно поехал, чувствуя, как колыхается тяжелый паромобиль под порывами ветра. — Все получилось?

— Ага… — Эмма разжала кулак и показала маленькую камею. — Теперь можно и того… Самого… Ну, ты понял.

Брок спокойно сказал:

— Спрячешь камею где-нибудь в щель на полу — под полками или под шкафом. Потом кто-нибудь случайно найдет. Сама же знаешь, как это бывает — закатилась вещь куда-нибудь, что сразу и не найдешь.

Эмма удивленно сказала:

— И ты не выдашь?

— Не выдам.

— А… Ага… Поняла… — она поморщилась. — Так… ты ж говорил — своих сдать. Точняк. Хозяина меняешь, да? Нууууу… Я поговорю с Пауком, только не уверена, что он возьмет бывшую пилотку к себе. Ты приметный, сам понимаешь.

Брок возмутился:

— Знаешь, говорят, что рыжие — бесстыжие, но не до такой же степени, Эмма! Я полицейский, я никогда не предам закон. — Пришлось скрестить пальцы на левой руке, чтобы Эмма не заметила — закон он как-то все же переступил. С тем же потенцитом.

Эмма буркнула:

— Тогда я ниче не понимаю. Объясняй толком, чтобы я смогла правильно все сделать.

— «Отпетые» же все еще контролируют Веселый квартал до Старого моста?

От него ничего не осталось, даже опор, когда четверть века назад Тальма объявила торговую блокаду Вернии, разрушая все мосты через Ривеноук.

— Да, — подтвердила она. — Чё надо-то?!

— Нужны сведения о том, какие заведения подгреб под свою защиту Речной участок.

— А! — поняла Эмма. — У вас новый передел, да?

Брок мрачно сказал, прищуриваясь в попытке хоть что-то разглядеть в кровавых потоках воды:

— Можно и так сказать.

— Поняла. Поговорю с Пауком — он радый будет вам подсобить. Только не обессудь, потом помогать подгребать под себя данников не буду — свои все же ближе.

— И не надо. Если еще поможешь найти аналогичного человечка, кто знает про тоже самое, только в портовой части, буду очень благодарен.

Эмма озадаченно поморщилась:

— Ээээ… Но там-то точняк ваша территория. Речной туда носа не сует.