Проклятье или ничейная земля

Лаас Татьяна

Тот и тут промолчал — не предложил свою помощь. Грег упрямо посмотрел на Брока:

— Я знаю свои обязанности. Я, как и комиссар, имею право доступа в хранилище эфирных эталонов, как храмовых, так и переданных на хранение в банк.

— Ты… Не веришь, что это сделал Хогг? — Брок нахмурился, а Одли вскинулся, старательно всматриваясь в Грега колючим взглядом, пытающимся прочитать его скрытые мысли. Нужно помнить, что несмотря на простодушный вид, за невзрачными серыми глазами Одли прячется очень умный человек.

— Я хочу исключить малейшие сомнения в его вине. — Грег все же решился: — Вин,

ты со мной?

Тот еще сильнее прищурился:

— Только не говори, что не знаешь, где храм Сокрушителя. Только не ты. Мне кажется, что ты в Аквилите каждый проулочек знаешь.

— Знаю. Открою тебе страшный секрет: ваши улицы меня бесят. Я до сих пор машинально выезжаю на встречку. Заодно я хочу проинспектировать условия хранения эталонов, проверить на запрещенное копирование и возможную подделку. После ордена Каутела доверять храмовникам мне страшновато, если честно. Так ты со мной, Вин? Мест, куда надо заехать много: храм, парк, мой дом, потом сюда — сверим эталон Хогга с Хоггом.

— Сейчас мундир захвачу… — Одли широкими шагами направился в свой кабинет.

Брок тихо, памятуя об акустике, спросил:

— Ты уверен?

Тот твердо сказал:

— Да. Я хочу смотреть Одли в глаза и знать: я сделал все, чтобы исключить любую возможность ошибки с Хоггом. Это сложно объяснить, на самом деле. Я понимаю, что это Хогг. Но должен сделать все, чтобы исключить ошибку.

— Я понимаю тебя. К сожалению, тут иных возможностей нет: я еще ни разу не слышал об удачной подделке эфирного эталона… Это же как опечаток пальца: не изменить, только надеть перчатки. Если Алистер сказал, что это Хогг, то это Хогг. — Он запустил руку в свои короткие волосы и взъерошил их, признаваясь: — Я иногда не понимаю: что творится в голове вот таких людей, как Хогг. Что заставляет их идти и угрожать, убивать, калечить и так далее. Мы же все рождаемся одинаковыми. Нас всех одинаково учит храм: не убий, не причиняй боли, не укради… Хочу уже даже не нейротом, а нейровизор, чтобы уметь читать мысли.

Грег напомнил:

— Ты его называл церебротомом. Вчера.

— Да какая разница. Его все равно нет.

Грег предпочел промолчать про Марка. Не его секрет. Только теперь Хогга не повезешь к Марку: ему предъявят обвинение в убийстве и… Успеет ли Марк его пролечить? И надо ли уже лечить, ведь все равно Хогга ждет пожизненное заключение. Пилотки в тюрьме долго не живут, а уж зараженные вернийкой — тем более.

Брок еще тише добавил:

— Ты помягче с Вином, ладно? Он все поймет и примет, просто…

— Снежень, — подсказал Грег. — Он опять провалился в снежень.

Брок хлопнул его по плечу:

— Ты сам все понимаешь… Вот как-то не везет Вину с друзьями. Сперва я его обманул, теперь вот… Хогг. И еще… Помни, что угрозы Хогга никак не связаны с трупами в парке. Это дикое совпадение.

Грег скривился:

— Я знаю. Никто не мог предсказать Ноа, Каеде и появление канарейки-хранительницы. Совсем никто.

Одли вышел из своего кабинета все такой же растрепанный — только мундир в руках появился. Грег понял, что Вин тактично дал им с Броком время переговорить наедине.

— Пойдем? — спросил Одли.

— Пойдем… — согласился Грег, а Брок выдохнул уже им в спину:

— Вот же почечуй…

Одли

обернулся у лестницы, соглашаясь:

— Полный!

Полуденное солнце слепило так, что Грег порадовался тому, что за рулем Одли. Глаза слезились, а гоглами Грег не пользовался принципиально — ему не нравилось ограничение периферийного зрения из-за них. Паромобиль прогрелся, как парилка в сауне — Грегу приходилось и с таким сталкиваться по службе. Казалось, уж лучше бы пешком добрались, только вряд ли храмовник захочет прогуляться вместе с ними до парка. Хорошо, что улицы были пусты, да и ехать по прямой недалеко — храм Сокрушителя располагался на Дубовой, почти по середине между парком и управлением. Еще подумалось, что если бы в парке проводился черный ритуал, то его отголоски лучше бы фиксировались в храме, чем в Речном или в Управлении — все же расстояние имеет значение при затухании эфирных волн.

Одли сам тихо начал:

— Ты только не смотри на меня. Расследуй, как положено. Я, оказывается, ни хрена не умею разбираться в людях. Сперва прошляпил рыжего. Поверил его словам, хоть и подозревал, что дело нечисто. Но поверил, а ведь он спутался с контрабандистами, добывал незаконно потенцозем, хуже того — убил в королевском номере Кюри. Туда ему и дорога, только ж надо было по закону делать. Короче, не бери в голову мои суждения о Хогге. Я Брока знал и ошибся. Хогга, как оказалось, я вообще не знаю.

Грег вздохнул:

— Прорвемся.

Одли выругался:

— Ощущения, как в прошлый снежень.

— Понимаю.

Тот внезапно взорвался, паркуя паромобиль у храма — он даже по рулю ладонями стукнул:

— Да ничего ты не понимаешь! Тогда вы с морской пехотой вошли в город и отняли оружие. Сейчас же оружие при мне и при пилотках речного. Мы умные и удержались. Они же красивые… И…

Грег лишь снова повторил:

— Прорвемся! — он открыл дверцу паромобиля и вышел в духоту, словно бросился в знойные объятья города.

Сам храм был обычен для дореформистов: светлый, слепящий глаза травертин, почти белый на ярком солнце, длинная лестница, высокие колонны, портик. В прохладе храма почти варварская роскошь: золото на статуях, золото святых треугольников возле статуй, золото на алтаре, золото купели со святой водой, яркая роспись высоких потолков, витражи с богами на стрельчатых окнах. Хотя Грег в Ренале видел и более роскошные храмы — варварские. Ему был ближе аскетизм храмов Тальмы. И ведь понимал, что аскетизм там тоже наигранный — в пылу реформы грабили храмы нещадно, а потом всем миром собирали на новое убранство. Только много ли даст мир? То есть прихожане.

Одли уверенно шел вглубь храма, за алтарную часть — не раз тут бывал. Грег же замер у купели. Святая вода казалась разноцветной из-за солнечных лучей, пробивающихся через витражи, и это было красиво. Он украдкой опустил пальцы в воду и нарисовал у себя на лбу святой треугольник — вспомнил, что седьмицу назад Марк настоятельно рекомендовал не отлынивать от посещения храма. Только как-то завертелось все, что не до того стало. Никто из редких в это время прихожан храма и не понял, что Грег тут не свой. Ему оставалось надеяться, что боги простят ему это прегрешение, да и какая разница, какой ветви веры храм, если боги-то одни и те же?