Проклятье Солнечного короля

Ильина Ольга Александровна

— Леди Ровенна Элиран, дочь графа Мартона, — выдохнула она в полном потрясении. А младенец, его сын. Она попала во владения любовницы ее жениха. О, Пресветлая, какой стыд!

Леди не хотела оставаться здесь более ни минуты, повернулась к матери, которая пребывала в похожем состоянии, торопливо извинилась и бросилась вон из комнаты. Ее раздирали противоречивые чувства. Сколько дней она провела в раздумьях об этой женщине, и чувствах к ней короля, убеждала себя, что это ерунда, что никогда им не придется встретиться, но вот, она здесь, во дворце, пришла на смотр фрейлин, упала

в обморок, и оказалась совсем не такой, как Амина себе представляла. И это было хуже всего…

Много позже леди Маргарет нашла дочь в зимнем саду, который очень любила Кровавая королева. Это единственное место, которое король не стал уничтожать. Что говорить, какой бы ужасной не была эта женщина, она обладала прекрасным, изысканным вкусом.

— Леди Ровенна поправится. Доктор выписал ей успокаивающие травы и порошок от пониженного давления, — сообщила она.

Леди Амина кивнула, но не повернулась к матери, продолжая разглядывать маленькую божью коровку, ползающую по большому листу.

— Зачем она приходила?

— Не знаю. Наверное, ей было любопытно, а может, она хотела поговорить с тобой.

— О чем? Я не хочу с ней говорить. Не хочу видеть ни ее, ни ребенка. Я ужасный человек, мама.

— Нет, дорогая, — ответила леди Маргарет, и обняла дочь за плечи. — Любая бы чувствовала себя так на твоем месте.

— Что мне делать? Как смириться с этим?

— Ты не должна мириться, дорогая, — леди Маргарет ободряюще коснулась руки дочери. — Если тебя что-то не устраивает, если тебе неприятно, не держи все в себе, скажи об этом королю. В конце концов, это его проблема, не твоя.

Как бы она хотела в это верить, но, несмотря на все свои чувства к нему, на свою бесконечную любовь, ей всегда казалось, что она недостойна быть рядом с ним, испытывала какую-то отчаянную неуверенность в себе, в своих силах. Быть может, это потому, что он никогда не говорил, что любит ее, что она ему нужна, а нужна ли?

— Пойдем, выпьем чаю, обсудим, понравились ли тебе девушки?

— Вы идите, а я побуду еще немного.

— Милая, твои страдания разрывают мне сердце. Еще не поздно все отменить…

— Поздно, мама. Я люблю его.

— Тогда, подумай о том, хватит ли тебе сил принять прошлое короля, каким бы оно ни было?

Именно этим леди Амина и занималась весь последний час. Пыталась смириться. Но пока у нее ничего не получалось. Леди Маргарет ушла, оставив ее наедине со своими мыслями. Но очень скоро уединение девушки было снова нарушено.

— Вы плачете?

Она вздрогнула и резко обернулась, услышав голос короля. Она знала, что Его Величество не выносит это место, и тем неожиданней стал его приход. Леди несколько секунд оторопело смотрела на него, пока, наконец, не вспомнила о правилах приличия и не попыталась присесть в реверансе. Он не позволил. Подошел к ней и взял за плечи.

— Простите, я напугал вас.

— Это вы меня простите. Я просто… просто…

— Расстроены, — мягко улыбнулся он, отпуская ее. Она даже слегка разочаровалась тем, что объятия так скоро были разорваны. Ощущения от его прикосновений все еще жгли кожу.

— Да.

— Я слышал об утреннем инциденте.

— А

я все никак не привыкну, что новости здесь расходятся со скоростью молнии, — попыталась пошутить она, но им обоим было не смешно. Ей так и вовсе было очень плохо, а еще неловко и страшно немного. Несмотря на всю ее любовь, она робела всякий раз, как видела этого удивительного мужчину.

— Леди Ровенна, очевидно, не знала, что вы здесь, возможно питала какие-то беспочвенные иллюзии.

— Вы не должны объяснять мне…

— Должен. Ведь скоро вы станете моей женой.

— А вы этого хотите? — неожиданно спросила она и тут же опустила взгляд, ругая себя за несдержанность.

— Почему вы спрашиваете? — полюбопытствовал он.

Леди Амина с трудом могла сформулировать нужную фразу, мысли путались от его близости и ей страстно, почти невыносимо хотелось сделать шаг, но не назад, не отступить, а вперед, к нему. Но король сам это сделал, протянул руку, мягко взял ее за подбородок и заставил поднять глаза.

— Почему вы спрашиваете? — повторил он.

— Потому что мне страшно.

— И чего же вы боитесь?

— Вас, — выдохнула девушка.

— Неужели я такой страшный? — уголки его губ слегка дрогнули в подобие улыбки, хотя им обоим по-прежнему не было весело.

— Нет. Вы… вы удивительный, и мне плохо, когда вы уходите, и я думаю о вас целый день, даже ночью, во сне. Я, наверное, сошла с ума.

— А разве это плохо? Я бы тоже хотел сойти с ума. Представляете, сумасшедшего короля?

— Но вы не сумасшедший, — грустно заметила леди Амина.

— Вас гложет то, что я не признаюсь вам в любви?

— Нет, я понимаю… я все понимаю. Вы — король.

— Да, я — король. И мое сердце, на счастье или на беду, отдано Арвитану. Но это не значит, что вы мне безразличны. Вы очень нравитесь мне, Амина, больше, чем кто-либо другой.

— Даже больше вашей… — она хотела сказать «любовницы», но вовремя опомнилась и извинилась. Впрочем, король понял ее и без слов.

— Леди Ровенна — мать моего сына и только. Я не могу сказать, что встреча с ней была ошибкой, я не могу сказать, что хотел бы что-то поменять, и я не хотел причинять вам боль. Она больше не доставит вам хлопот, я намерен отправить ее в Стовийский форт. Я сам вырос там и уверен, что мальчику будет там хорошо, так же, как и его матери.

— Вы сделаете это ради меня? — распахнула глаза девушка.

— Ради вашего спокойствия. И для того, чтобы больше не видеть на вашем прекрасном личике слез. Обещаете?

— Обещаю, — кивнула она и доверчиво прижалась к его широкой груди. Она давно уже убедилась в благородстве короля, а теперь поняла, что не безразлична ему. А любовь… матушка всегда говорила, что любовь приходит со временем, это чувство, как цветок, требует много труда, много сил и благодатной почвы. Леди Амина знала, что король никого не любит, что его сердце свободно, а ее любви хватит на двоих с лихвой. Она будет доброй, понимающей и нежной, как матушка, и король обязательно это оценит, особенно, если рядом не будет его бывшей любовницы, которая одним своим существованием делала ее жизнь невыносимой.