Проклятие Аримана - Ученик
Шрифт:
– Нет, спасибо, - ответил я и, подойдя к стойке, положил на нее грубо ограненный рубин.
– Вы не могли бы оценить эту штучку и, оставив себе то, что вам причитается, обменять ее на монеты?– спросил я.
Хозяин спокойно взял камень, положил на свою широкую с длинными пальцами ладонь и покатал его по ней, внимательно рассматривая багровые отблески. Затем аккуратно зажал камень в пальцах и, прижмурив один глаз, посмотрел сквозь него на свет. После этого он опять положил камень на ладонь и со всего размаху опустил ладонь на каменную плиту стойки. Убрав ладонь, он ещё раз внимательно посмотрел на камень и, подняв голову, сказал:
–
– Хорошо, - согласился я.– Только один желтяк разменяешь на серебро.
Бармалей выдвинул денежный ящик и смахнул в него камень. Затем отсчитал одиннадцать небольших золотых монеток, горсточку серебра и, достав два кожаных мешочка, затягивающихся сверху ремешком, ссыпал в них монеты и пододвинул ко мне.
Я взял мешочки и, достав одну из золотых монет, поднес ее к глазам.
– Ты совершил весьма неплохую сделку, - произнесла Леди.– Это монеты Великого Магистра. Ходят по всему миру.
На одной стороне монеты была изображена поднятая рука, в которой изливалась молния, на другой - веревочная петля с выбитой под ней надписью: "За все воздается". Опустив монету обратно в кошель, я спрятал оба мешочка в карманы штанов и молча двинулся к выходу.
За дверью меня встретила вчерашняя площадь. Чисто вымытая, сверкающая каждым своим камнем в свете солнца, едва приподнявшегося над невысокими крышами. Фонтан не работал, а стоявшая в нем вода серебрилась рябью под неощутимым утренним ветерком. Утренняя прохлада прогнала последние остатки сна, и я снова отчетливо вспомнил все, что мне доказал Странник в своем необычном телевизоре. Не верить увиденному у меня не было причин.
– Ну что ж, Леди, куда мы направимся?– спросил я, отгоняя навязчивое видение Красного Магистра.
– Сначала мы направимся на конюшню и проведаем Ворона. Ведь без хозяйского глаза он запаршивеет, - весело ответила Леди.– А затем мы пойдем на рынок. Это место должно представлять для нас известный интерес.
– И куда же нам рулить?
– Рули налево в переулок, там есть калитка.
Я развернулся и направился в указанном направлении. Едва свернув за угол, я наткнулся на Лаэрту, которая в желтеньком шелковом платьице и неизменном белом фартучке, похоже, торопилась домой. Мы отскочили друг от друга и мгновенно оба покраснели. Она легко присела в поклоне и тихо пробормотала:
– Господин...
Я собрался с духом и, взяв ее за руку, заглянул ей в глаза.
– Фея, я очень тебе благодарен за твою ночную помощь, но пообещай, что ты никогда больше не будешь перетаскивать голых мужиков и называть меня "господин".
Она в ужасе подняла наполненные слезами глаза и прошептала:
– Откуда ты знаешь?
– Разве это важно?– улыбнулся я онемевшими губами, не выпуская ее руки.
Она в ответ тоже заулыбалась сквозь слезы.
– Хорошо. Я обещаю... Илюша, что никогда не буду перетаскивать никаких голых мужиков... Ну может быть, тебя.
Я наклонился и поцеловал ей руку. Она быстро выдернула свою ладошку и, мелькнув желтой юбкой, скрылась за углом. А я остался стоять с открытым ртом и ощущением теплоты ее ладошки в своей руке.
Из этого остолбенелого состояния меня вывела, конечно, Леди.
– Илья, ты как-нибудь уж определись, в какую сторону будешь переставлять ноги. К Ворону или за своей феей. Или ты решил весь день здесь простоять?
Я
В переулке, почти под окнами нашей комнаты, в глухом заборе напротив гостиницы была врезана маленькая калитка. Когда я толкнул ее, она, противно взвизгнув, отворилась, и за ней открылся довольно просторный двор, в глубине которого располагалась конюшня. Большие распахнутые ворота выводили со двора на противоположную улицу. Подозвав замызганного паренька, подгребавшего по двору катыши конского навоза, я спросил, где разместили моего боевого коня. Тот, раскрыв рот, как будто ему трудно было дышать, помолчал, а затем, бросив свою лопату, выразил желание "самолично проводить господина к его коню" и тут же исчез в холодном полумраке конюшни. Я быстро последовал за ним и чуть было не наткнулся на крошечное существо, одетое в яркую желтую курточку и алые бриджи жокея, с грязными до черноты босыми ногами, весьма напоминавшими копыта, и гладко причесанной головой, которую венчал шикарный вороной "конский" хвост, спускавшийся почти до чисто выметенного пола.
– Прошу прощения, - обратился я к нему, - а куда направился паренек?
– Какой паренек?– ответил он визгливым фальцетом.
– Тот, который только что сюда вошел. Он обещал проводить меня к моему коню.
– Так это я.– И гном радостно осклабился, показав крупные редкие зубы. Он тут же развернулся и потопал в глубь конюшни. Мне пришлось двинуться следом за ним.
– За последние десять секунд ты здорово изменился, - с удивлением протянул я.
Гном, не оборачиваясь, заверещал:
– Это когда я выхожу во двор, на солнце, я меняюсь, а на самом деле я вот какой.– тут он резко затормозил и, расставив в стороны руки со сжатыми кулачками, медленно покрутился на месте, демонстрируя себя.
Я опять, едва не налетел на него и уже с некоторым раздражением заявил:
– Прекрасно, я запомнил. А как мне тебя называть, если вдруг ты мне понадобишься?
Гном, быстро перебирая своими копытами, уже двигал дальше и на ходу, не оборачиваясь, с гордостью ответил:
– Я - лошадный!
– Ни разу не слышал такой фамилии, - удивился я, возобновляя свой бег за лидером. Леди на моем плече чуть слышно хихикнула, .
Гном встал как вкопанный и, резко повернувшись, уставился на меня, решив, видимо, что я над ним издеваюсь, но, увидев мою совершенно серьезную физиономию, заявил:
– А я ни разу не слышал, чтобы у лошадного была фамилия. Лошадный - я!– снова гордо произнес он.
На этот раз он меня не застал врасплох, мне удалось вовремя затормозить и избежать очередного столкновения. Лошадный стоял, выпрямившись во весь свой крошечный рост, выпятив грудь и глядя на меня снизу вверх, смешно задирая голову. Его прическа мела чистый пол конюшни. Он явно ждал от меня какого-нибудь нового глупого вопроса.
Я не обманул его ожиданий.
– Но имя-то у тебя есть? Не могу же я орать на весь двор: "Лошадный! Лошадный!"
Он вдруг польщенно улыбнулся и, двинувшись дальше, заверещал:
– Ну, если ты хочешь дружить, я, конечно, могу сказать тебе свое имя. Хотя все именно орут: "Лошадный, лошадный".
– Конечно, я хочу дружить, - как можно убедительнее проговорил я.
Лошадный опять резко остановился и уставился на меня своими глазенками.
– И ты будешь по-дружески приносить мне угощение?– Он с надеждой смотрел мне в глаза.