Проклятие Индигирки
Шрифт:
– Вы собираетесь учинить небольшую войну с Объединением? – Перелыгин сделал пометки в блокноте. – Для этого моих сил недостаточно. Я могу еще написать в центральную газету, но нас с вами не поймут – запишут в тормозы прогресса.
– Разве я похож на самурая? – Пилипчук слегка повернулся, отчего стул под ним заскрипел, будто вот-вот развалится. – И не против прииска. Если вы так подумали – это ошибка. Как инженер, я против технического и технологического обеспечения проекта. У нас достаточно опробованных, проверенных временем решений. Вся наша ремонтная база рассчитана под другую технику, и самое постыдное, что Королев это прекрасно знает, но в противном случае, без гигантомании, он не протолкнул бы проект. Такая вот петрушка. – Пилипчук
Они распрощались почти дружески, Пилипчук обещал подготовить следующее письмо. Перелыгин вдруг пожалел, что редко заходил к бывшему главному инженеру, но тот не любил журналистов, предпочитая оставаться в тени. В отместку местные газетчики называли его железякой.
Глава шестнадцатая
Пунктир времени
Образован Байкальский «Народный фронт».
В Москве состоялось представление выпущенной Политиздатом книги М. Горбачева «Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира».
В Кремле прошло торжественное заседание, посвященное 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции. С докладом «Октябрь и перестройка: революция продолжается» выступил М. Горбачев.
Представители более 178 партий, движений и организаций прибыли в Москву на празднование 70-летия Великого Октября.
На Красной площади состоялись военный парад и демонстрация трудящихся в честь 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции.
С поста Первого секретаря МГККПСС снят Б. Ельцин.
В помещении Керамического завода прошло совещание неформальных групп по поводу наступления на реформаторов. Прекращено по инициативе милиции.
Состоялся сбор подписей за возвращение Ельцина и публикацию его речи в МГУ (попытка повторить выступление сорвана руководством МГУ).
Артем Рощин жаждал успеха. С детства он слышал рассказы о поиске золота и людях, отдававших за него здоровье и жизнь. Они приходили к Артему домой, особенно часто осенью, после полевого сезона. В Городке его многие знали, и он замечал, что взрослые вокруг относятся друг к другу как близкие родственники. Тогда он не представлял, что отношения между людьми могут быть иными, полагая, что так принято у всех на всем белом свете. Если в их бараке (а позже – в квартире) появлялись незнакомые люди, уже через полчаса все вместе свободно заходили к соседям, подсаживались к столам, пели песни, а потом разросшейся шумной компанией перемещались в другой барак, словно только их там и ждали. Он знал, что дядя Вася – друг отца – в свой день рождения утром накрывает стол, ставит ящик спирта и уходит на работу, но дверь не запирает. Любой желающий может зайти выпить, оставив подарок в углу. А вечером после работы накрывался другой стол, и собирались самые близкие.
Маленький Артем засматривался на окружившие Усть-Неру гранитные кряжи со снежными шапками, тающими к середине июля, на цепь остроконечных скальных останцов, венчающих северную сопку. К ним он поднимется мальчишкой вместе с отцом, впервые увидит с высоты и Городок, и Золотую Реку, прижавшуюся к нему с плавным изгибом, и выпуклый голец напротив, на левом берегу, прорезанный глубоким распадком, в котором до июля на солнце сверкает небольшой ледник. Став постарше, он будет там кататься на санках.
Его
Петр Рощин умер, когда братья еще не закончили учебу, – перенапряжение маршрутов, спирт и чифирь в бессонное военное время быстро изнашивали сердца.
Вернувшись после учебы, Артем сделал безрадостное для себя открытие: повторить ту жизнь невозможно, поколение геологов, к которому принадлежал отец, не оставило ему места для больших открытий, его честолюбивые мечты неосуществимы. Он готов был рисковать, терпеть, как те, шедшие с отцом. Ему казалось, он знает, какая нелегкая гнала их, как и тех русских мужиков из далеких веков – мореплавателей и землепроходцев, – уходивших навсегда из родных мест столбить восточные границы России. И вот пришло осознание, что ничего этого не нужно, маршруты ему прочертили другие, а не хочешь – разведывай открытые россыпи. Он по-печорински приготовился нести в себе горечь неудовлетворенности и поэтому на приглашение в инструкторы райкома партии, не раздумывая, согласился.
Рэм был полной противоположностью брата, его не разъедало честолюбие. Они часто ссорились – старший Рощин не понимал, как мог Рэм так легко смириться, изменить их мечтам и делать вид, будто ему доставляет удовольствие эта плебейская беготня по исхоженным долинам.
Вскоре Рэм стал баловаться водкой. И это окончательно развело их – старший посчитал его неудачником. Но геологи к Рэму, также выросшему на их глазах, относились с молчаливой снисходительной симпатией. Он неплохо знал профессию, честно тянул лямку и никому, кроме себя, не причинял вреда, являл собой существо безобидное и добродушное, а не любил, пожалуй, лишь одного человека на земле – старшего брата. Правда, проявил одну странность – завел дружбу с местными бичами.
После смерти Данилы Рэм не выполнил его наказа, не отдал тетрадь Артему – он не верил ему и долго молчал про тетрадь, хотя сам внимательно прочитал, особенно места об отце и знакомых. Когда до него донеслись отголоски новой волны споров об Унакане, он пошел к старшему брату.
– Я слышал, ты хочешь вернуть интерес к Унакану, – сказал Рэм. – Зачем тебе? – Они прошли на кухню, Артем достал бутылку водки, наполнил рюмки. Рэм недоверчиво посмотрел на брата, не стал дожидаться, пока пожарится яичница, выпил, заев соленым огурцом. – Мне казалось, тебя больше не интересует практическая геология.
– Ты же пришел не для того, чтобы упрекать меня. – Голос Рощина звучал доброжелательно. – Так что давай не задираться. Ты ведь знаешь об Унакане от Вольского больше, чем все мы. Кстати, его отчет тридцать девятого года таинственно исчез. Говорят, он уточнял что-то для докладной о методе разведки.
– Место известно. – Рэм пожал плечами. – Старатели сколько лет вокруг россыпи моют, хороший съемщик в два счета разберется. В чем проблема?
– Ты не прав, никто в голову Вольского проникнуть не может, – задумчиво произнес Рощин, – в его интуицию. А у стариков она заменяла многое, в том числе и статистику, они мыслили не как мы. Они интуиции доверяли, вспомни рассказы отца. Вольский был убежден в своей правоте. Почему? Понять бы ход его мыслей, аргументы.
– И за чужой счет обрести уверенность?
– Я же просил не задирать друг друга, – поморщился Рощин, внешне сохраняя дружелюбие.
Узнав про интерес к Унакану, он вдруг почувствовал, что судьба дает ему шанс. Если интуиция Вольского не подвела и не кто-то, а он, Артем Рощин, доведет дело до разведки, для него свершится главное, о чем он когда-то мечтал. Но на пути нежданно встал Деляров с бездарной затеей пройти выработкой по рудному телу. Почему бы не остановить его, хоть это и Деляров. На днях он разговаривал с Ямпольским. «Не знаю, – сказал тот, – смогу ли я во всем поддержать вас, но против его затеи буду точно, не сомневайтесь».