Проклятие Ирода Великого
Шрифт:
– Так это ты устроил вчера драку возле дома Антония?
– Я.
– И у тебя нет никакого письма Малиха ко мне?
– Нет.
– Отпусти мою руку, ты делаешь мне больно.
– Не отпущу. Мне необходимо встретиться с твоим хозяином.
– Чтобы он убил меня?
– Ты не умрешь. Если ты организуешь мне встречу с Антонием, ты станешь моим лучшим другом.
– И врагом Иудеи. Я не хочу становиться врагом моей родины.
– Враг Иудеи Антигон, а не ты. Именно он домогается сегодня власти в Иудее.
– Уж лучше Иудея окажется под властью Антигона, чем под твоей. Ты был и навсегда останешься чужаком в моей стране.
– Мне не нужна власть над Иудеей. Единственное, чего я хочу, это чтобы царем Иудеи стал внук Гиркана Аристовул.
– Твой шурин.
–
Ревекка молчала. Она что-то обдумывала. Наконец, спросила:
– А если я откажусь помочь тебе?
– Ты не откажешься.
– Почему?
– Потому что ты поможешь не мне, а своей родине.
– Аристовулу?
– Иудее.
Ревекка опять помолчала, прежде чем произнесла:
– Малих мне платил.
– Ты станешь получать втрое больше, чем платил тебе Малих.
– Впятеро. Рим требует больших расходов.
– Хорошо, я буду платить тебе впятеро больше.
– Не ты. Я не хочу получать от тебя деньги. Пусть мне платит Аристовул, если Антоний сделает его царем Иудеи.
– Тебе будет платить Аристовул.
– Что я должна буду делать для него?
– То же, что делала для Малиха.
Ревекка вздохнула.
– Где ты остановился? – спросила она.
– Туда, где я остановился, я больше не вернусь.
– В таком случае назови место, где люди Антония смогут найти тебя.
– Я буду ждать их у термов на пересечении Аппиевой и Латинской дорог.
– А ближе ты не можешь выбрать место?
– Я плохо знаю Рим.
– Хорошо, жди у термов. Что мне сказать хозяину?
– Скажи, что его хочет видеть Ирод.
– И только-то?
– И только.
– Полагаешь, этого будет достаточно, чтобы Антоний принял тебя?
– Вполне.
Ревекка пожала плечами.
– Будь по-твоему. А сейчас выпусти мою руку, она у меня совсем затекла. И больше не ври мне.
– Разве я в чем-нибудь соврал тебе?
– Соврал. Сказал, что письмо Малиха, адресованное мне, ты спрятал в надежном месте, чтобы не навлечь на меня неприятности.
– Извини, я больше не стану врать тебе.
– А теперь идти к термам. За тобой приедут.
Ревекка не подвела. Она слово в слово передала Антонию то немногое, о чем Ирод ее попросил. Не успел он достичь пересечения Аппиевой и Латинской дорог, как к термам подскакал небольшой конный отряд во главе с Валерием Мессалой. Соскочив с коня, молодой сенатор заключил Ирода в объятия.
– Я чуть было не проехал мимо тебя, – сказал он вместо приветствия. – Что сталось с твоей внешностью, откуда взялись эти седые волосы? Ты перекрасился?
– Увы, увы, – ответил Ирод. – На мою долю выпали слишком серьезные неприятности…
– Ни слова больше, – не дослушал его сенатор. – Расскажешь обо всех своих злоключениях в присутствии Антония и Октавия. Антоний не поверил, когда ему доложили, что ты в Риме, и потому послал меня. А теперь садись на коня, надеюсь, ты по-прежнему лихой наездник и не вывалишься из седла?
Ирод легко вскочил на подведенного к нему разгоряченного коня, который нетерпеливо перебирал тонкими ногами, фыркал и косил на него фиолетовым глазом.
– Вперед! – скомандовал Мессала, и кавалькада сорвалась с места.
Ирод не смог сдержать слез радости, когда увидел спешащего ему навстречу друга, следом за которым в портике появился невысокий молодой человек приятной наружности.
– Ты ли это, храбрый лев? – спрашивал Ирода Антоний, беря его за плечи и оглядывая с головы до ног. – Почему не известил меня о приезде, где твоя свита, что значит этот твой нищенский наряд? – Вопросы сыпались из Антония один за другим, а Ирод, счастливый тем, что все его мытарства остались позади, лишь улыбался ему, и слезы, которые он не пытался скрыть, катились и катились по его щекам. – Ну, будет, будет, – говорил Антоний, продолжая обнимать его за плечи и поднимаясь с ним по широкой мраморной лестнице навстречу дожидающемуся их в портике молодому человеку. – Знакомься, Ирод, это мой товарищ по триумвирату и шурин Октавий, а это, Октавий, храбрый Ирод, сын Антипатра и мой давний
– Мне достаточно знать, что отец Ирода помог моему отцу выиграть Александрийскую войну, – отвечал молодой человек, обнажая в улыбке мелкие неровные зубы, – чтобы считать его не только твоим, но и моим другом. – Стиснув руку Ирода и сощурив светлые глаза, выглядывающие из-под сросшихся рыжеватых бровей, Октавий, не переставая улыбаться, добавил: – И это, Ирод, будет так, если даже ты откажешь мне в своей дружбе.
Антоний, как гостеприимный хозяин, прежде, чем пригласить Ирода к столу и выслушать его, приказал слугам отмыть гостя в бане и переодеть в новую чистую одежду, после чего пригласил в атрий, где были выставлены мраморные бюсты всех его предков начиная с Геракла, отчего, как он тут же объяснил Ироду, род Антониев издревле именуется Гераклидами [137] . «Как видишь, – заметил Антоний, – мы, римляне, не меньше вас, иудеев, почитаем своих предков и помним всех их по именам и деяниям».
137
Гераклиды– легендарные потомки Геракла (лат. Геркулес), которые по окончании Троянской войны возвратились в Пелопоннес, где основали первые греческие государства. Согласно этой легенде, свое родовое имя Антонииполучили от имени сына Геракла Антеона. На самом деле предки Марка Антония были плебеями, и лишь прадед его, тоже Марк, благодаря своим дарованиям, первым выбился из простонародной среды и добился сенаторского звания, а дед даже стал консулом – одним из двух высших должностных лиц в Римской республике (в римском летосчислении годы определялись не от основания Рима, а обозначались именами консулов).
Лишь после всего этого Ирода пригласили к столу, где собрался узкий круг друзей [138] Антония и Октавия. Ирод порадовался тому, что здесь присутствует Валерий Мессала, который однажды уже поддержал его и теперь, как он надеялся, поддержит его предложение утвердить на царском троне Иудеи Аристовула, немногим уступающим ему по возрасту. Октавий познакомил Ирода с Сальвидиеном Руфом и Корнелием Галлом, еще недавно никому не ведомым солдатам, поддержавшим его в войне с оптиматами и проявившим себя как опытные ораторы и дальновидные политики. Здесь же находился причисленный Антонием в свои друзья сирийский поэт Николай Дамасский, успевший завоевать сердце Октавия своей драмой, написанной на греческом языке, о целомудренной Сусанне, а больше как философ, развивающий идеи Аристотеля, и историк. В стороне от всех сидел вольноотпущенник Октавия Юлий Марат, который записывал все, о чем говорилось за столом.
138
Друзья– в описываемую нами эпоху это слово несло не то содержание, какое мы обыкновенно вкладываем в него сегодня. Латинское понятие amicitia(«дружба») включало в себя, прежде всего, внутриполитические фракционные образования, а также внешнеполитические союзы. Из числа друзей формировался своеобразный замкнутый коллегиальный орган, который внутри себя обсуждал и принимал решения по самым актуальным вопросам внутренней и внешней политики и затем выносил их на утверждение сената. Роль друзей была столь велика, что биограф римских императоров Марий Максим имел все основания сказать о них: «Для государства безопасней и лучше, если будет дурной император, нежели друзья императора; один дурной может быть обуздан многими хорошими; против многих дурных один хороший не может сделать ничего». В Средние века место друзей заняли фавориты, в новейшее время – люди, демонстрирующие сильным мира сего свою личную преданность и извлекающие из этой демонстрации максимум выгод для себя.