Проклятие Ирода Великого
Шрифт:
«Вот оно, проклятие Малиха, – думал он, возвращаясь к своему войску. – Меня готовы предать все: и иудеи, и римляне».
Нигде больше не задерживаясь, Ирод покинул Самарию и вступил в до боли знакомую ему Галилею. По-видимому, при своем продвижении армия Ирода производила слишком много шума, в результате чего Сепфорис оказался брошен. Парфяне бежали в Сирию, а иудеи рассеялись по окрестным горам. Внутренняя крепостная стена так и не была достроена; всюду были навалены камни, которых не коснулся резец рабочих. Для Ирода так и осталось неизвестным, где скрывается Антигон или прячут его парфяне.
Войско врага с такой поспешностью покинуло город, что оставило в нем огромные запасы продовольствия. Ирод приказал командирам разместить солдат в брошенных домах, а сам отправился в свою резиденцию. Дворец, некогда поражавший гостей своим великолепием, являл теперь жалкое зрелище. Мозаичные полы в крытом дворе были выломаны, а бассейн завален всякой рухлядью. Полы в атрии и мебель во всех комнатах частью сожжены, частью изрублены мечами и топорами. У мраморных скульптур были отбиты головы и конечности, некоторые превращены в осколки, разбросанные по всему дому, а у тех, что уцелели, были отбиты носы. Дубовые панели, некогда украшавшие стены, были ободраны, а оголившиеся стены разрисованы и исписаны скабрезностями. Самое же омерзительное состояло то, что весь дом был заполнен нечистотами, от которых исходила невыносимая вонь.
«Варвары, – думал Ирод, осматривая дом, и удивлялся самому себе: он не испытывал к тем, кто хозяйничал в его доме, ни ненависти, ни гнева. Он вспомнил, какое убогое зрелище явил собою Рим, в котором десятки лет, ушедшие на гражданскую войну, ничего не строилось. – Когда я покончу с Антигоном, первое,
При мысли об Антигоне Ирода снова охватила тоска. Где он скрывается, как найти его, чтобы поквитаться с ним разом за все страдания и разрушения, которые он принес стране, за смерть тысяч и тысяч людей, и прежде всего за смерть брата его Фасаила? Неужели Иудея так и будет все воевать и воевать, точно бы жители ее задались целью поскорей приблизить время, когда исполнится реченое Предвечным: «Города ваши сделаю пустынею, и опустошу святилища ваши, и не буду обонять приятного благоухания жертв ваших. Опустошу землю вашу, так что изумятся о ней враги ваши, поселившиеся на ней. А вас рассею между народами, и обнажу вслед вас меч, и будет земля ваша пуста и города ваши разрушены» [158] .
158
Лев. 26:31–33.
Тоска, охватившая Ирода, сменилась усталостью. Все пережитое им за последние месяцы не прошло бесследно. И он, и войско его нуждались в отдыхе. В конце концов, подумал Ирод, они заслужили этот отдых. В сердцах людей, бесконечно занятых войной, поселяется злоба. А злоба в мирное время, не находя выхода, оборачивается против ближних. Этого нельзя допустить. Разве не затем сенат Рима объявил его царем, чтобы он принес Иудее мир и благоденствие?
На следующий день Ироду доставили письмо от матери. Прочитав его, Ирод решил, что письмо это продиктовал матери Сам Предвечный, чтобы он мог забыть на время о войне. Поручив командование войском Птолемею и наказав ему не ввязываться без крайней нужды ни в какие вооруженные стычки, чтобы дать возможность солдатам хотя бы на время забыть о войне, Ирод, ознакомившись с содержанием письма состарившейся Кипры, собрался в дорогу.
«Мать твоя Кипра, – читал и перечитывал письмо матери Ирод, – шлет тебе благословение свое и пожелание здоровья. Теперь, после смерти отца и брата твоего Фасаила, ты остался в нашей семье за старшего. Понимаю, что тебе нелегко сейчас, да только кому в наше время легко? Иосиф пишет, что ты поручил ему вразумлять непокорных, дабы народ следовал указаниям не властителей-корыстолюбцев, коих развелось великое множество, а слушался наставлений одного лишь закона, который дан нам свыше и сокрыт в членах и сердцах наших. Еще незабвенный отец твой и мой муж Антипатр, да не иссякнет добрая память о нем, любил повторять, наставляя на путь истинный Гиркана: “Когда страна отступит от закона, тогда много в ней начальников; а при разумном и знающем муже она долговечна”. Не послушал его Гиркан, и вот результат: пока был жив отец твой и мой муж Антипатр, одолели они властолюбивого брата его Аристовула, а не стало отца твоего и моего мужа, поглумился над безвольным Гирканом нечестивый племянник его Антигон. Послушай же теперь меня ты, сын мой, которого я выносила в чреве моем и вскормила молоком из сосцов моих: постигнет и нашу семью горестная судьба Хасмонеев, если не станет слушаться наставлений старшего в нашем доме, коим остался теперь ты, человек, уважаемый даже в Риме. Сестра твоя Саломия уже взрослая, в прошлом месяце исполнилось ей шестнадцать лет, а не хочет она выходить замуж за человека ученого, хотя и увечного с детства, когда упал с лошади и повредил ногу свою. Вразуми сестру свою, объясни ей, что лучше увечье физическое, чем душевное. Ничего дурного не могу сказать о жене твоей Дорис: почитает она меня, как родную мать, слушается во всем и во всем помогает. А вот Мариамна, которая не сегодня – завтра родит второго ребенка, выказывает нрав Хасмонеев. Относится ко мне так, будто я не свекровь ей, а рабыня, которой помыкают. Но ведь и рабыню можно любить, как полюбил нашу рабыню-италийку младший брат твой Ферора. Перед людьми стыдно, глядя, как милуется с этой рабыней младший сын мой, как будто мало ему свободных женщин. И слышать не хочет ни о ком, кто одарит его счастьем, а меня внуками. Может, не следовало мне писать тебе про все мои горести, да только с кем же я могу поделиться, как не с тобой, на которого, как на старшего в нашей семье, мне только и остается уповать? Прости, если что не так написала. Писать письма я не приучена, а приказать материнскому сердцу молчать и дальше нет больше сил моих. Об одном прошу тебя, сын мой: если представится случай – приезжай, соскучилась я по тебе очень. Да и послушаться твоего совета мне, старой, будет полезно, а всем остальным в нашем доме необходимо, ибо мир в семье зиждется на исполнении приказаний старших».
Письмо это, по-женски бестолковое и по-женски же искреннее, взволновало Ирода. Кто этот увечный ученый, за которого мать сватает Саломию, и почему сестра не хочет выйти за него замуж? С какой радости-печали влюбился в рабыню Ферора и какие планы на будущее строит с нею? Молодчина Дорис, что слушается во всем свекровь. А какая шлея угодила под хвост Мариамне? Капризы ли это молодой женщины, находящейся на сносях, или тут что-то другое?
Ирода, прибывшего в Идумею с небольшим отрядом кавалеристов, встретили на этот раз не с той радостью, с какой встретили в Масаде. Ферора, знавший уже со слов матери, что она написала Ироду о его связи с рабыней-италийкой, демонстративно вышел встретить брата вместе со своей любовницей («Красивая», – отметил про себя Ирод, обнимая младшего брата). Куксилась и Саломия, держась подальше от калеки с приятным лицом, который прятался за спину Кипры, чтобы скрыть свое увечье, и виновато смотрел на Ирода. Мариамна нарочно выпятила и без того огромный свой живот, будто хотела показать Ироду, кому он теперь должен отдавать предпочтение в доме. Одна только Дорис, заметно похорошевшая после того, как сбросила с себя лишний вес, откровенно радовалась приезду Ирода. Бросилась ему на шею на виду у всех, как это сделала при освобождении Масады Мариамна, тесно прижалась к нему всем телом и шепнула на ухо: «Господь свидетель, как истосковалась моя плоть по твоим ласкам». Из-за плеча Дорис Ирод увидел, как потемнели большие синие глаза Мариамны, в которых ему почудилась не ревность, а злость. Одного этого взгляда Мариамны Ироду было достаточно, чтобы догадаться: разлад в семье начался из-за раскола среди женщин. И чтобы в семье снова воцарился мир, ему следует начать с примирения женщин.
Свою первую ночь Ирод провел с Дорис в благодарность за то, что та поддержала его мать. Дорис ничуть не изменилась за прошедшие годы: была все такой же лениво-грациозной, как на пиру в доме Секста, где пленила Ирода своим танцем, и такой же неподвижно-послушной, как в их первую ночь, когда Секст приказал евнуху приготовить для них постель. Ирод, сам истомившийся по женской плоти, жадно набросился на Дорис, а та, жарко дыша ему в лицо, была пленительно-расслабленной, возбуждая его своими сладострастными стонами. Наутро, за завтраком, Ирод насмешливо смотрел на Саломию, которая демонстративно отворачивалась от калеки, предназначенного матерью ей в мужья, и через стол громко переговаривался с ним, находя его все более и более интересным собеседником.
Этому калеке, которого, как и третьего брата Ирода, звали Иосифом, было на вид лет тридцать. Был он родом из вавилонских евреев и действительно оказался ученым. Несмотря на увечье, он объехал множество стран, зарабатывая на жизнь врачеванием, и параллельно изучал нравы и обычаи населявших эти страны народов. Эти поездки навели Иосифа на мысль углубленно заняться вопросами религии. Тогда он вернулся в Вавилон, где стал учеником Гиллеля [159] , снискавшего славу глубокого знатока и толкователя Священного писания. Гиллель и посоветовал Иосифу отправиться в Иудею, где его любознательность и опыт врача могут найти полное удовлетворение.
159
Гиллель– вавилонский еврей, жил во второй половине I в. до н. э. – начале I в. н. э. Основатель одной из самых известных религиозных школ древности, оказавшей заметное влияние на возникновение в недрах иудаизма христианства как религии не одних
– Итак, ты ученик Гиллеля? – спросил Ирод.
– Не только, – ответил Иосиф, – своими учителями я считаю также Гиппократа [160] и Платона [161] .
Такой ответ чрезвычайно заинтересовал Ирода, который сам был большим почитателем всего греческого.
– Любопытно, – сказал он. – Не будешь ли ты так любезен, чтобы растолковать нам, какая может быть связь между Гиллелем, Гиппократом и Платоном?
160
Гиппократ– греческий врач V–IV вв. до н. э., прародителем которого считался бог-целитель Асклепий. Считал, что болезни ниспосланы на людей не богами, а обусловлены влиянием окружающей среды и климатическими особенностями той или иной местности (работа «О воздухе, воде и местности»). Разработал учение, согласно которому здоровье человека покоится на правильном сочетании четырех телесных соков – крови, мокроты, желтой и черной желчи (работа «О природе человека»). Видел свою задачу в том, чтобы лечить больного естественными целебными средствами, обеспечивая выздоровление мобилизацией всех сил организма, и соблюдением диеты. В случаях необратимых мышечных и костных болезней применял хирургическое вмешательство. Разработал этику поведения врача в отношениях с пациентами («не навреди»), которая нашла отражение в т. н. клятве Гиппократа.
161
Платон(V–IV вв. до н. э.) – один из выдающихся греческих мыслителей, основоположник философии объективного идеализма. Потрясенный судом и казнью своего учителя Сократа, приложил все усилия к тому, чтобы продолжить его дело о нравственном совершенствовании человека и его взаимоотношениях с государством. Учение Платона об идеальном государстве прямо вытекает из учения Сократа о нравственности. Чтобы исключить из общества корыстолюбие и алчность, Платон первым предложил ликвидировать частную собственность. В одном из вариантов идеального государства допускал возможность обобществления жен, а заботу о воспитании детей вне зависимости от их социального происхождения возложить на государство и лишь по достижении ими совершеннолетия и раскрывшихся в них способностях и наклонностях определить их место в общественной жизни. Попытался реализовать свои идеи на практике в Сицилии в гор. Сиракузы, но безуспешно. Разочаровавшись в стремлении людей добровольно стать добродетельными и достичь нравственного совершенства, к концу жизни предложил новую модель идеального государства. В работе «Законы», предвосхитившей возникновение римского права, развил идею построения государства на полицейско-казарменном принципе насильственного принуждения людей стать «счастливыми».
– Самая прямая! – воскликнул Иосиф, и лицо его, до той поры хранившее выражение виноватости, стало одухотворенным. – Большая ошибка думать, будто всеми нашими поступками управляет промысел Предвечного. Будь это так, люди не совершали бы дурных поступков, а творили бы одно только добро. Но разве это так? Разве милость Предвечного к нам, Его созданиям, не простирается столь далеко, что Он предоставил нам право самим решать, что есть благо в этом мире, а что зло, и самостоятельно выбирать, встать ли нам на сторону добра или зла? Добродетельный человек не станет поступать дурно. Но тут встает другой вопрос: а что есть добродетель? Сократ [162] учил: добродетель есть знание. Невежественный человек не может быть добродетельным. При этом, правда, он не обязательно должен стать злым. Невежественный человек подобен животному. Можно ли назвать волка злым за то только, что он питается овцами, а овец добродетельными за то, что они едят траву, а не плоть? Такими их создал Предвечный и они таковы, какие есть: не добродетельные и не злые, а просто неразумные твари…
162
Сократ (V–IV вв. до н. э.) – выдающийся греческий философ, сын камнереза и повивальной бабки. Участник Пелопонесских войн, которые свыше двадцати лет велись между демократическими Афинами и олигархической Спартой. Спарта при помощи Персии добилась превосходства над Афинами и нанесла грекам поражение в морском сражении при Эгоспотамах на побережье Дарданелл. После этого поражения Греция оказалась политически раздробленной, подпав вначале под власть персов, а после побед, одержанных Александром Македонским над Персией, под власть Македонии. Сократ оказался единственным, кто выступил против смертных приговоров, вынесенных греческим военачальникам за поражение от Спарты. С этого времени началась его деятельность как философа, заложившего основы этики, вылившейся при Аристотеле в самостоятельную философскую дисциплину. Сократ не оставил после себя письменных трудов. Проводя большую часть времени на площадях и в палестрах аристократов, куда его приглашали (в частности, будущий государственный деятель и полководец Алкивиад был воспитанником Сократа), он вступал в беседы с любым, кто желал с ним поговорить. Первым дал определение таким понятиям, как благо, мудрость, справедливость. Переосмыслил древнее изречение «Познай самого себя», высеченное на колонне при входе в храм Аполлона в Дельфах, как призыв к человеку познать свою нравственную сущность и осуществить ее в конкретных делах для достижения высшего счастья («Познай, кто ты есть, и стань им» и «Добродетель есть знание»). В книге Диогена Лаэртия (первая половина III в. н. э.) «Жизни и мнения прославленных философов вместе с сокращенным сводом воззрений каждой фелософской школы» – единственной биографической истории древнегреческой философии, дошедшей до нас, – содержится множество высказываний, приписываемых Сократу. Среди них такие: «Часто он говаривал, глядя на множество рыночных товаров: сколько же есть вещей, без которых можно жить!»; «Он говорил, что есть одно только благо – знание, и одно только зло – невежество. Богатство и знатность не приносят никакого достоинства»; «Он говорил, что хорошее начало не мелочь, хотя и начинается с мелочи; что он знает только то, что ничего не знает». Исходя из постулата, что человек, знающий, что такое добро, не станет поступать дурно, Сократ заявлял, что власть в государстве должны принадлежать нравственным и справедливым людям. Образ Сократа, нарисованный Платоном и другими философами древности, вошел в сознание последующих поколений как высочайший пример кристально честного и независимого мыслителя, ставящего превыше всего искание истины. Отсюда становится понятной популярность Сократа и др. греческих философов в древнем мире. Иудея в этом отношении не составляла исключения (особенно вопросами философии интересовались евреи, проживавшие в диаспорах). Влияние греческих философов на дальнейшее развитие философии неоспоримо. В частности, оно сказалось и на работах иудейско-эллинистического философа Филона Александрийского (последняя четверть I в. до н. э. – середина I в. н. э.), разработавшего учение о логосе не просто как слове(что и означает в букв. пер. с греч. яз. термин «логос»), а образе Бога, своего рода по средникемежду трансцендентной сущностью Бога и сотворенном Им мире. Для христиан таким логосом стал Иисус Христос – воплощенное и вочеловеченное Слово жизни, – Который принес людям Откровение и Сам стал этим Откровением.