Проклятие Матери гор
Шрифт:
Между тем процессия, возглавляемая Владыкой и его спутницей, все шла и шла – через леса, мимо каменистых пустырей, где, как в море, растворялась тропа, снова через леса…
В конце концов они пришли в курчавую рощицу у входа в узкое ущелье. Высоченные и совершенно отвесные скалы тут почти касались друг друга – как будто горную гряду разрубил гигантский топор, оставив проход, куда человек едва мог втиснуться.
У устья этой щели громоздился бурелом. Там и остановились таинственные люди в масках. Селяне бесшумно замерли неподалеку. Грогар, поначалу не обративший внимания
Владыка воздел к небу руки и торжественно провозгласил:
– Матерь Гор! Прошу тебя, покажись!
Некоторое время ничего не происходило, но затем из избы вышло темное смердящее существо. Дюжие парни-служки по знаку Владыки подвели Грогара со слугой поближе.
Перед ними была безобразная старуха: черная и кривая, хромая, но невероятно подвижная, да еще и слепая – два бледных бельма не оставляли в этом сомнений. Кроме того, старуха была практически нага – ее истощенное уродливое тело прикрывал ворох спутанных засаленных веревок и лоскутков. Весь ее облик – неправдоподобно страшный, отталкивающий, сказочный, – заставлял пялиться на нее и обливаться холодным потом.
– Матерь Гор! – осторожно сказал Владыка. – Скоро полнолуние – ночь, когда Тьма выходит из своего логова, дабы вкусить плоды жизни, испить кровь добродетели и посеять чуму. Благослови же жертву нашу, – он церемонно простер руку в сторону пленных, – чтобы насытить зверя и сомкнуть его всепронзающие очи!
Но старуха, казалось, не слышала его. Она зашипела и заметалась. Подпрыгивая на одной ноге и тряся косматой головой, «Матерь Гор» кидалась то к одному дереву, то к другому; обхватывала стволы руками и, пуская пузыри, рычала. Селяне при ее приближении отбегали, как от страшилища, коим она, собственно, и являлась.
Владыка явно растерялся. Просительно протянув руки, он все поворачивался за ней, повторяя свои слова насчет тьмы, полнолуния и ненасытного зверя. Женщина в маске раздраженно дергала его за рукав, шепча на ухо:
– Брось ты ее! Она совсем спятила.
И тут Матерь Гор внезапно остановилась. Женщина в маске, видимо, испугавшись, что ее слова услышали, схватилась за сердце. Старуха, согнувшись, как перед прыжком, обвела всех собравшихся невидящим взглядом, всего на мгновение остановив его на стоявшей чуть в стороне девушке, державшей за руку маленькую девочку.
Этого хватило.
– Вот она! – как гром среди ясного неба прозвучал зычный голос Владыки. Грогар вздрогнул, Лунга перестал бормотать и вытаращил глаза.
Девушка покрепче прижала к себе девочку – лет пяти, не более – и попятилась.
– Хватайте ее!
В гробовой тишине слышался лишь треск факелов. На скалах плясали их гротескно вытянутые отсветы. Где-то сверху тоскливо завывал ветер.
Служки подскочили к бедняжке, вырвали девочку, швырнули на землю – Грогар заметил, что над ней склонился какой-то старик, – и поволокли девушку к людям в масках. Безобразная старуха
Парни бесцеремонно кинули потерявшую от страха сознание жертву к ногам Владыки.
– Чашу, – негромко произнес он, вынимая из складок своих белых одежд узкий нож из заостренной кости. И Грогару показалось, что он уже где-то видел этого человека, ему показался знакомым голос. Однако происходящее настолько ужасало, что Хтойрдик напрочь лишился дара речи.
Владыка мягко присел, аккуратно приподнял за подбородок голову девушки – и спокойным уверенным движением перерезал ей горло: предусмотрительно подставленная глиняная чаша вмиг заполнилась теплой дымящейся кровью. Селяне хором охнули, истошно завопила женщина – крик эхом прокатился по ущелью.
– Выпей, Матерь Гор. – Человек в маске с поклоном преподнес старухе чашу.
Она медленно повернула к нему голову и неожиданно выбила из его рук подношение. Балахон окрасился алым, и Владыка отшатнулся.
– Грядет последний день проклятья, – прошамкала карга. – Грядет. Худо будет всем. Скоро.
С этими словами она заковыляла к своей избе и скрылась за дверью.
Воцарилась тишина. Наконец Владыка сказал:
– Вы слышали ее, братья. Горе нам. Жертву надо.
– Жертву, – зашелестели перепуганные голоса. – Жертву… что же будет с нами-то…
– Жертву, – продолжал Владыка, – омытую кровью невинных. Жертву, символизирующую богатство и бедность, начало жизни и конец ее. Не отчаивайтесь, братья. Матерь Гор сказала свое веское слово, и мы готовы, готовы достойно вынести это испытание. Только твердость духа нас спасет. – И его палец зловеще указал на старика с девочкой. – Начало жизни и конец ее, богатство, – палец повернулся в сторону Грогара и Лунги, – и нищета, справедливость и обман. Наберите еще чашу. Омоем их, сестра. А вы, братья, – обратился он к толпе, – молитесь, громко молитесь!
– Может, не надо малышку… – растерянно сказал Грогар и замолчал. Он вдруг, как никогда четко, ощутил, насколько враждебны ему эти безумцы.
И сжался, слепо отдавшись страху.
Владыка, набрав еще чашу крови, вылил ее на головы Грогара, Лунги, старика и девочки.
Лунга горько плакал, теребя в руках свою широкополую шляпу. Кровь тонкими струйками стекала по его лицу.
– А теперь вы отправитесь в путь. Идите. Идите же!
И жертвы обреченно двинулись к ущелью. У входа Грогар бросил взгляд назад – крестьяне, что-то скорбно бормоча, обступили мертвую девушку. Владыка же со своей спутницей и служками степенно пошли прочь.
Старейшина, растерянно потирая седую голову, поплелся им вслед.
7
Узость ущелья пугала. Казалось, что громады, нависшие с обеих сторон, никогда не кончатся. Плечи упирались в скалы, острые грани камней рвали одежду, пыль щекотала ноздри. Было жарко.
И здесь царила полная тьма.
Грогару не хватало воздуха, да и не только ему, всем остальным, наверное, тоже. Ярлу казалось, что он тонет, – однажды в детстве он испытал это до крайности неприятное чувство.