Проклятие рода Плавциев
Шрифт:
— Клянусь памятью Эпикура! — зарычал взбешенный сенатор. — Если не перестанешь кружить вокруг да около, дальше болтать будешь где-нибудь в соляных копях на Сардинии, там и окончишь свои дни!
Александриец пожал плечами:
— Если бы ты без конца не перебивал меня, я давно бы уже обо всем рассказал.
— Если бы?! Выкладывай свою новость, несчастный лентяй! Иначе…
— Так вот, патрон, Сильвий — сын Плавция!
— В таком случае многое становится понятным! — сказал патриций, тут же забыв о карательных планах в отношении секретаря.
— Практически все знают это, хотя
— Четверо! — неожиданно вспомнил Аврелий. — Деметрий сказал: четверо детей Плавция, а Секунд назвал Сильвия внебрачным сыном рабыни-дикарки. Теперь становится понятно, почему он оставил ему такое наследство! Естественно, старик никогда этого не признавал, потому что мать Сильвия оставалась рабыней, когда родила его, а рожденные в рабстве не могут получить римское гражданство…
— Это не тот случай, господин, — возразил секретарь. — Плавций сразу же дал свободу матери мальчика, так что он родился свободным и мог бы стать его законным сыном. Старик, однако, не счел нужным признать свое отцовство, поскольку у него уже было два законных наследника. И все же он всегда очень ласково и заботливо относился к Сильвию — настолько, что даже поручил воспитывать его своей жене.
— И Паулина повела себя, как Октавия, вырастившая сыновей своего мужа Марка Антония и Клеопатры, после того как они покончили самоубийством… А что известно о настоящей матери Сильвия?
— Она скончалась при родах. Плавций находился в тот момент в Иллирии. Паулина и служанка помогли ей рожать, прекрасно зная, кто отец ребенка.
— А ведь Гней перевернул моря и горы, лишь бы жениться на Паулине! — удивился Аврелий.
— Но вскоре после женитьбы ему пришлось по приказу Тиберия уехать, и вернулся он только спустя пять месяцев, привезя в подарок новобрачной беременную рабыню.
— Великолепный подарок любимой жене!
— Говорят, Паулина и глазом не моргнула!
— Женская солидарность — прежде всего: матроны в прежние времена отличались железной волей. Вот, например, героическая Порция, жена знаменитого Брута, многие годы терпела в своем доме женоподобного юношу, к которому ее муж был неравнодушен.
— А еще говорите, что мы, греки… — поддел Аврелия Кастор, но тот, обдумывая новость, уже не слушал его.
— Должен признать, что поначалу я заподозрил между Плавцием и молодым вольноотпущенником какие-то двусмысленные отношения, хотя и сомневался, поскольку старик весьма заинтересованно посматривал на невестку.
— А, Елена! Тут многие с ней заигрывают…
— А кое-кто и не без успеха! — сказал Аврелий, поведав верному секретарю об обвинениях Секунда.
— Так что, пока ты теряешь здесь время, наш воин наслаждается очаровательной госпожой! В прежние времена ты не допустил бы этого!
Ленивым жестом патриций дал понять: пусть ему уже перевалило за сорок, но он все же не такой старый, как это кажется Кастору.
— Скажи-ка мне лучше: Сильвий знает, кто его настоящие родители?
— Думаю, да, — ответил александриец, и в это время миловидная девушка с живыми глазами заглянула в дверь.
— Заходи, заходи, Ксения!
— Кастор! —
— Мне Кастор не нужен, — сразу же ответила девушка. — Я пришла к тебе, сенатор.
— Ко мне? — Аврелий нахмурился.
— Да. Мне нужно передать просьбу молодой хозяйки.
— Чью? — спросил любопытный Кастор, опередив хозяина.
— Госпожа Невия ждет тебя в храме Флоры, за болотом, — сообщила девушка с выражением сообщницы на лице.
— А, вот, значит, как обстоят дела! — усмехнулся Кастор. — А я-то, по простоте души, думал, речь идет о ее матери!
Аврелий вышел в перистиль, не обращая на них внимания.
Он старательно расправил складки хламиды и потрогал щеки, не слишком ли отросла борода. Потом, стараясь не спешить, отправился в сад, сопровождаемый колкими замечаниями александрийца.
— Ave, [35] сенатор! — улыбнулась ему Невия.
— Послушай, девочка, по-твоему, это прилично вот так посылать за мной? Что подумают рабы! — для виду возмутился Аврелий, не сумев, однако, скрыть своего удовольствия.
— Ты недоволен, сенатор? Напрасно огорчаешься, ведь я только приумножаю твою славу, — усмехнулась Невия.
Она сидела на ступеньках небольшого храма, по-детски обняв руками колени. Патриций опустился рядом с ней. С низких ступеней виднелась часть болота и башенка вдали. Позади густая лесная чаща отделяла хозяйскую территорию от помещений, где спали сельские рабы, нередко прикованные цепями.
35
Приветствие при встрече (лат.).
— Итак, что за спешка?
— Завтра, как и ежегодно в этот день, рабы устраивают праздник в честь Фавна. Они принесут жертву богу Аверну, что живет на дне озера. Все очень боялись, что из-за смерти Аттика праздник не состоится, но потом все-таки было решено его не отменять. Аверн — бог подземного царства, и Гней просто обязан принести жертву в память сына. Он обратится к богам в надежде на хорошие предзнаменования после такого ужасного несчастья.
— Но Фавн — разве это не греческий Пан? — удивился сенатор.
— Почти, — согласилась Невия. — В этих краях его почитают с древнейших времен — греков тогда еще здесь не было, и тем немногочисленным племенам, которые тут жили, лес давал все необходимое для существования, а потому духа леса требовалось почитать. Кроме того, предусмотрена жертва и Юпитеру, чтобы вино не прокисало.
— Я не знал, что Юпитер Всеблагой и Величайший следит еще и за этим! — пошутил Аврелий, чье уважение к богам, как у настоящего эпикурейца, оставляло желать лучшего.
— Уж очень ты непочтителен, сенатор! Постарайся, чтобы рабы не слышали тебя. Они ужасно суеверны. Их очень напугала страшная история с Аттиком, а еще они волнуются — им не хочется, чтобы Секунд взял в свои руки управление имением. Они боятся этого.