Проклятие рода
Шрифт:
– Вот они! – Торжествующе воскликнул Магнуссон, сорвался со стула, подбежал к студиоузам, протиснулся посередине, обхватил их за плечи и чуть подтолкнул вперед. – Прошу любить и жаловать! Микаэль Агрикола, - посланник указал правой рукой на высокого худощавого молодого человека, тот медленно и с достоинством поклонился пастору, левая рука Магнуссона легла на плечо его товарища - и Мартин Тейтт. – Названный студиоуз быстро кивнул головой и широко улыбнулся. Веттерман поднялся из-за стола и приветствовал поклоном обоих. – А где наш третий друг? – Этот вопрос посланника адресовался пришедшим. Тейтт пожал плечами и посмотрел на товарища. Будущие магистры переглянулись, Агрикола чуть склонил голову на бок,
– Прошу обратить внимание, господин Веттерман, речь идет о Симоне Хенриксоне по прозвищу Выборжец. – Голос Магнуссона стал строгим. – Имею самые серьезные подозрения, что упомянутый студиоуз не собирается возвращаться после получения степени магистра, а тайно договаривается с университетом остаться здесь. Я бы и не возражал, - посланник сложил ручки вместе, - чтобы его процесс познания глубин богословской науки продолжался далее к докторской ступени, но королевская казна тратит деньги на обучение самых достойных своих представителей с тем, чтобы они возвращались нести в массы те истины, что проповедуют достопочтенные господа Лютер, Меланхтон и другие выдающиеся теологи нашего времени. Лишних денег нет, - руки разлетелись в стороны, затем поднялись вверх - как нет и королевского указа, позволяющего студиоузам самостоятельно решать быть им магистрами или докторами.
Иоганна удивило упоминание о королевской казне, поскольку всегда было принято, что обучение в университете оплачивалось или соответствующим капитулом , направившим сюда школяра или самостоятельно за счет собственных средств.
– Откуда вы? – Обратился он к будущим магистрам. Ответил, чуть помедлив, Агрикола:
– Diocesis Aboensis .
Внешне не тороплив, отметил про себя Иоганн, но живые серые глаза молодого человека выдавали его внутреннюю подвижность и возможно даже горячность страстной натуры.
– Оба выходцы из пограничной с Московией области Финляндии, обучались в Выборге, после служили в канцелярии епископа Або. – Дополнил всезнающий Магнуссон. – Так, господа, - обратился он к студиоузам, - я оставляю вас наедине с вашим новым наставником. Господин пастор, прошу меня простить, - кивок в сторону Веттермана, - я вынужден удалиться, ибо срочные дела не терпят более отлагательств… - и посланник стремительно исчез за дверью.
Веттерман пожал плечами и жестом пригласил новых подопечных к столу. Иоганну хотелось познакомиться с ними поближе. Агрикола покачал согласно головой, неторопливо прошел вперед, опустился на место Магнуссона, осторожно положил свои книги перед собой, внимательно перед этим осмотрев поверхность – не пролито ли вино. Его товарищ смущенно заулыбался и остался стоять на месте.
– Вы куда-то спешите, господин Тейтт?
– Н-да. Мне надо… – Выдавил из себя Мартин и еще больше залился румянцем.
– Хорошо. В другой раз. – Веттерман понял, что у Тейтта были какие-то особенные причины удалиться, о которых ему было неудобно сейчас говорить вслух, может его ждала на свидание смазливая девчонка – пастор вспомнил свои молодые годы, проведенные в Виттенберге и чтобы не вынуждать молодого человека изворачиваться и лгать, он просто отпустил его на все четыре стороны. Повторять не пришлось – Мартин моментально скрылся за дверью.
– Ну, мой юный друг, позвольте полюбопытствовать, что за книги вы носите с собой? – Иоганн начал разговор с единственным оставшимся в комнате подопечным. Агрикола чуть заколебался, длинные тонкие пальцы сильнее прижали книги к столу, но затем молодой человек аккуратно поднял их и передал из рук в руки Веттерману.
– Та-а-ак, посмотрим. – Нараспев произнес пастор, бережно открывая первую. – Катехезис на латыни доктора Филиппа Меланхтона. А вторая? – Иоганн отложил одну и заглянул в другую. – Букварь немецкого языка Бренца. – Он удивленно
– Мне эта книга нужна в качестве образца. – Ответил будущий магистр.
– Образца чего, простите? – Не понял Веттерман.
– Видите ли, господин пастор, я родом из Финляндии. У нас нет богослужебных и молитвенных книг на финском языке. Есть несколько Missale , где отдельные тексты и молитвы присутствуют в виде рукописных маргиналий , но даже если бы они имелись в достатке, то, как можно обучить людей, если им не ведома грамота того языка, что получают вместе с молоком матери, на котором разговаривают между собой и должны молиться Творцу. Моя цель в том, чтобы хоть как-то способствовать их обучению. Словарь Иоганна Бренца я приобрел в качестве образца. Я хочу по возвращению на родину создать свой словарь родного финского языка, свой молитвенник и для прихожан и для проповедников. На все случаи. И для sermones ad populum и для sermones de tempore . Ведь есть катехезисы на немецких диалектах, есть на шведском, есть даже на языке эстов, что живут напротив нас на другом берегу моря, но, увы, нет на финском. За время пребывания в Виттенберге с помощью моих товарищей Мартти и Симона мне удалось перевести на финский язык Евангелие от Иоанна и Евангелие от Луки. Теперь можно сказать, что начало положено. Вернувшись в Финляндию я смогу продолжить свою работу. Ведь наш народ еще дик и необразован, но я верю, что Тот, кому постижимы помыслы всех, услышит и финский язык!
При всей внешней невозмутимости Агриколы, Веттерман чувствовал какая страсть к подвижничеству бушует внутри молодого человека. Ее выдавали лишь его блестящие глаза:
– После школы в Выборге, где я учился под руководством преподобного Иоханнеса Эрасми, вместе с ним я перебрался в Або и стал сначала писарем канцелярии, а затем, когда скончался мой великий учитель, занял место канцлера его высокопреосвященства епископа Матрина Скютте. С ним я объездил почти всю Финляндии и увидел бездну невежества, отсталости, склонности к язычеству среди своих земляков. Но как им донести Слово Божие, если они не ведают самого простого – грамоты?
– Вы знаете, мой друг, я служил в Новгороде на нашем дворе, и могу засвидетельствовать, что наблюдал туже самую картину среди ваших соседей – московитов, при том, что грамота весьма распространена среди них, но душа этого народа мне осталась непонятной. Кажущаяся языческая пустота и неподвижность их жизни, с нашей христианской точки зрения, в тоже время бурлит, клокочет и рвется изо всех сил на бескрайние просторы этой удивительной страны. – Пастору вдруг показалось, что он нашел в лице Агриколы того, с кем можно было поделиться собственными впечатлениями о Московии, выслушать мнение собеседника. Недаром, Магнуссон упомянул, что эти школяры – выходцы из пограничных районов Финляндии. Наверняка, они тоже что-то знают о русских, смогут дополнить ту картину, которая никак до конца не складывалась в голове Веттермана.
– А вы служили в Новгороде? – Переспросил Микаэль. – Мой первый воспитатель отец Бертольд настоятель храма Св. Михаила в приходе Перная, где я родился, побывал в Новгороде в 1513 году вместе с его преосвященством епископом Або Арвидом Курки.
– Вот как? Замечательно. А что вы думаете о русских? – Но ответ Агриколы разочаровал пастора. Молодой человек пожал плечами, в глазах скользнуло явное безразличие:
– Доктор Лютер говорит, что русские, греки, богемцы и многие другие веруют, как мы, крестят, как мы, проповедуют, как мы, и живут, как мы. Доктор Меланхтон проповедует, что мы также согласны с учениями Афанасия , Василия , Григория и других известных византийских богословов. Но более, мне нечего добавить, ибо судьба собственного народа меня волнует куда больше соседей.