Проклятие рода
Шрифт:
– Ты так восхищенно говоришь об Агриколе, что я заслушался.
– Для финского народа, для его просвещения, это поистине государственный муж. Последнее, что ему удалось издать - это «Книга молитв», в которую вошли почти семьсот молитвенных текстов на девятистах страницах! Какой изумительный и тяжкий труд он исполнил!
– А много ли учеников в кафедральной школе?
– С этим тоже сейчас плохо. Престиж богослова или священника упал из-за общего обнищания диоцеза. Миряне, что простолюдины, что иные сословия, не горят ныне отправлять своих отпрысков на учебу, поэтому школа вынуждена набирать учеников из самых глухих и бедных уголков провинции. Школяры голодают, а это не способствует их прилежанию.
– Тяжело тебе с
– Не легко, отец. Дремучий народ, порой грубый чрезмерно, упрямый до глупости, до полного абсурда, но за всем этим я вижу душу, чистую, как слеза ребенка, плачущего от обиды на весь мир, который его не понимает, ибо он не умеет говорить. Они во многом похожи на новгородцев, только угрюмее и невежественнее. И как им вырваться из объятий духовной темноты, коль живут они в лесной озерной глуши, обособленно, не видя неделями и месяцами никого, кроме своей семьи, ни друзей, ни священника? Деревень мало, да и внутри общины каждый сам по себе, каждый сам себе хозяин. Надоело – снялся с места, пошел дальше, никого не спрашивая, туда, куда глаза глядят. Раз в год до них добирается сборщик налогов, еще один раз они выбираются сами на ярмарку сбыть урожай скудных полей, да улов лесов и озер. Кто живет в прибрежных районах себя и этим не утруждает. Несмотря на все королевские указы, предпочитают самостоятельно сплавать в Швецию или Ливонию и сдать там товар, избежав пошлин в казну Густава. Оттого так значительна деятельность Агриколы, несущего светоч знания и любви Христовой в это дремучий финский лес.
– Так ты прибыл сюда…
– Да, с поручением короля Густава к тебе.
– Ко мне? – Вновь, как и при встрече, удивился пастор. – Значит, все-таки Густав меня помнит…
– Ты же знаешь его поразительную память.
– Что же хочет от меня король Швеции?
– Его интересует все, что связано с Ливонией и с вашим епископством. Расскажи, что тебе известно…
– Я писал тебе…
– Я помню, но хотелось бы поподробнее.
Иоганн посмотрел в окно, куда злой ветер швырял горсти дождя, потер лоб, то ли раздумывая над словами сына, то ли отгоняя собственные тяжелые мысли.
– Ливония…, рваное одеяло из Ордена, архиепископства Рижского и трех епископств - Курляндского, Эзель- Викского и нашего, Дерптского… - Начал медленно отец. – Преосвященный Иоганн Бей, по просьбе которого, меня направил сюда доктор Лютер, скончался через три года, как мы приехали в Дерпт и я занял кафедру этого прекрасного храма. Сейчас наш правитель епископ Иодукус фон дер Рекке.
– Они все сторонники учения доктора Лютера?
– Сторонники… - Пастор повторил за Андерсом. – Хороший вопрос, сынок! Только боюсь, что я не смогу дать тебе на него однозначный ответ…
– Но… ведь тебя пригласил дерптский епископ, и он сам просил об этом доктора Лютера.
– Это так, сынок. Наше учение пришло сюда более двадцати лет назад. Его начал проповедовать Мельхиор Хоффманн .
– Анабаптист? – Удивился Андерс.
– Тогда он им не был. – Иоганн усмехнулся. – Со смертью епископа Бея многое изменилось. Нет, меня не трогают и ничего не навязывают. Но все епископства формально вассалы Ордена, а Орден, в лице его магистра Германа фон Брюггеней, смотрит в сторону императора Священной Римской империи Карла V, который сейчас удачно воюет со Шмалькаденской лигой. Со смертью Лютера чаша весов здорово качнулась в пользу приверженцев папы. Но и так все наши епископства враждуют между собой и смотрят в разные стороны, предчувствуя развал. Вильгельм Гогенцолерн – архипископ Рижский торгуется с Польшей, Христофер Мюнгаузен, Курляндский и Эзельский – с Данией, магистрат Ревеля заглядывается на Швецию.
– На Швецию? Но король с такой ненавистью говорил о Ревеле! Он даже хочет на финском берегу построить свой город, который бы отобрал торговлю от Ревеля.
– Густав хитер… Пугает. Зачем стоить новый город, если ревельцы сами попросятся в подданство. Правда,
– А ваш епископ?
– А наш… Коадъютор Ордена и правая рука магистра Иоганн фон Рекке и наш епископ фон Рекке. Думаю, здесь все ясно. Тем более, что нынешний магистр не может похвалиться отменным здоровьем. Вполне возможно, что его сменит коадъютор.
– То есть, к императору Карлу?
Отец кивнул.
– К нему. Но наш епископ, кажется, собрался вовсе бежать.
– Куда? И как? – Не понял Андерс.
– Чувствует, что скоро все зашатается, закладывает все свои имения и, по слухам, подыскивает земли в Вестфалии. Мало того, опять же, говорят, хочет повыгоднее продать и собственное место.
– Кому? – Изумился Андерс.
– Да есть тут два претендента… Один - богач, рыцарь Петр фон Тизенгаузен, владелец десятка замков по всей Ливонии. Другой - аббат Фалькенауского монастыря отец Герман.
– Рыцарь и аббат?
– Не удивляйся, сынок. Это же орден. Он состоит из братьев-рыцарей, то есть воинов, братьев-священников, они же духовенство и братьев-слуг – ремесленников и прочих. Рыцари и священники легко меняются местами. Кстати, тот самый аббат Герман Везель больше походит на рыцаря, чем на смиренного служителя Господа. Ливония не монархия, но и на римскую или греческую республику не похожа. Скорее просто земля, занятая переселенцами из Германии, которые заботятся только о собственном благе, но не государстве, ибо его нет. За триста лет существования Ордена они не создали ничего прочного, никакого фундамента, на который можно было бы опереться в дни невзгод. Епископы и магистр это верхушка, враждующая между собой, а им всем вместе противостоят бюргеры – магистрат и две гильдии – большая купеческая и малая ремесленная, которые успели овладеть всеми выгодами торговли и не в последнюю очередь с Московией. Но есть еще и третьи – туземцы – курши, ливы, латыши, эсты, живущие в крайней нищете и безбожии. Мы даже не знаем их языка!
– Я слышал, как один купец из Ревеля называл их «не немцы». – Андерс вдруг припомнил разговор в нарвском трактире с Хельмихом Фикке.
– Именно так их и называют. – Подтвердил отец. – А если мы не знаем их языка, то, как мы можем нести им Слово Божье? Но епископам этого и не нужно, поскольку эти самые «не немцы» находятся в их рабстве.
– То-то меня сегодня фогт спрашивал о финских крестьянах и, узнав, что они свободные люди был удивлен и, кажется, даже разочарован.
– Да-да, конечно, удивлен, ибо немцы себе даже не могут представить такого. Они отбирают у местных крестьян почти весь урожай, обрекая питаться одним толокном, а иногда и корой с деревьев, они пользуются по-рыцарски правом первой брачной ночи, забирая силой в свои замки любую из приглянувшихся юных девушек… Нет, эту землю ждут тяжелые испытания и Божья кара… За жадность купцов, объевшихся жирными угрями и наливающихся с утра до ночи пивом, за высокомерие, разврат и пьянство рыцарства, уже не способного влезть в свои доспехи, предпочитающего бархат и шелка, но не брезгующего отобрать последнее у крестьянина. И эта кара придет с востока.
– С востока? Кого ты имеешь в виду? Москву?
– Да, Московию. Без малого полсотни лет назад Ливонский орден в лице магистра Плеттенберга подписал трактат с Москвой о мире и признал их требования об уплате дани.
– Какой дани? Ты что-то писал об этом, но толком я не понял.
– Эти земли когда-то принадлежали русским, и они собирали дань с местных жителей. Город Дерпт был основан князем Юрием, хотя они предпочитают называть его языческим именем Ярослав по прозвищу Мудрый. Юрий – христианское имя князя. В честь него город назвали Юрьевым. Ливонский Орден был в силе и завоевал Юрьев. Не с первой попытки, но захватил. Русские, в конце - концов, признали эти земли за Орденом, но оговорили себе, что прежде собираемая дань сохраняется и возлагается на Орден.