Проклятие рода

Шкваров Алексей Геннадьевич

– Спалим Москву поганую! – Неожиданно изрек Истома.

– Точно! – Подхватил казак. – Дотла спалим. Собирайте ватагу! Лошадей надобно. Мечей. Огневой снаряд найдется?

Семен кивнул.

– Грамоту бы какую надобно. – Подал голос Кудеяр. – Вон, пока ехали с Ивангорода, сколь раз останавливали нас. А до Москвы и подавно застава на заставе будет.

– Верно, брат, мыслишь. – Похвалил его Болдырь. И Семену. – Что скажешь?

Снова подал голос кожемяка:

– С митрополичьего двора грамоту достанем. Дьяк там есть, Семейка Емельянов, он пособит.

Половину в рясы нарядим. Остальные – вои. Дескать, к митрополиту Макарию от нашего владыки на Москву едем с дарами. На телегу кож возьмем, тамошним трушникам сдадим после.

Глава 9. Посланец короля.

Андерс уже выполнил то, что ему было поручено, но король не отпускал его обратно в Финляндию, по крайней мере так уклончиво объяснял ему суперинтендант Георг Нортон. До первых чисел октября юноша бесцельно слонялся по Стокгольму, пока его неожиданно не вызвали прямо к королю.

– Что я вам говорил? Густав хочет лично заслушать вас о проделанной работе. – Объяснял молодому человеку суперинтендант, когда они шли в королевские покои по длинным коридорам замка.

Помимо короля в кабинете присутствовал еще один человек. Андерс узнал его – это был советник Нильс Бьельке. Он склонился над длинным столом, заваленным бумагами, в то время, как Густав расположился в стоящем неподалеку кресле.

– Что ты отыскал, Веттерман по нашим границам с Московией? – Король сходу задал вопрос, как только Нортон и Андерс переступили порог кабинет, но при этом столь неловко повернулся к входящим, что разбередил распухшую ногу, покоившуюся перед ним на невысокой мягкой скамеечке. Густав поморщился от боли, заерзал в кресле, подыскивая удобную позу.

– Изначальный трактат о мире, подписанный в 1323 году, на который мы всегда ссылались, был составлен на двух языках – русском и латыни. Интересующий нас отрывок говорит о следующем: de mari in ampnen Seestaer in mosan et in medio mosa est mons, deinde in ampnen Zay, de Zay in Solsten… - Андерс начал без запинки. У него было достаточно времени, чтобы почти наизусть запомнить тексты.

– Оставь латынь святошам, юноша. – Перебил его Густав.
– Скажи суть. Как и где идет граница по суше?

– Граница начинается с устья реки. Мы называем ее Сюстербэк, московиты Сестрея, ваши подданные, живущие в тех местах – Сиестар-йоки, но чаще Рая-йоки, что по-фински означает «пограничная река».

– Дальше. – Кивнул король.

– Далее на север установлен пограничный камень – mons, на котором выбиты крест и крюк, от камня граница идет по реке Сайя .

– И в чем тогда распри?

– Подозреваю путаницу между шведскими, финскими и русскими названиями одних и тех же местностей, рек, озер и их латинским переводом. Порубежная комиссия летом 1539 года должна была разобраться с этим, но увы…

– Кто был от нас? – Король поморщился и посмотрел на Бьельке.

– Рыцарь Нильс Крумме тиль Эрбюхольм. – Подсказал советник.

– Нильс, напомни мне потом. Продолжай, Веттерман.

– Один из притоков

реки Сюстербэк носит финское имя Сиес-йоки. Названия рек Сиестар и Сиес очень близки. Но об этом притоке не сказано ни в русском, ни в нашем, латинском тексте трактата. Определено лишь главное русло реки Сиестар. Московиты утверждают, что все притоки русла есть межа. Однако, найденный нами порубежный камень между истоками рек Сиестар и Сайя опровергает их доводы.

– И?

– Господин Флеминг писал их воеводам, но ответов не последовало.

– А что их царь Иоанн? – Вопрос адресовался…

– Царь юн, мой король, правят его дядья Глинские. Ответили его новгородские наместники, де ваши люди все нарушают, мы били о том царю Иоанну челом, дабы он наказал обидчиков. Порубежный камень установлен по их разумению неверно, приток реки Сюстербэк относится к самой реке и должен быть признан границей с отходом этих спорных территорий к Московии. Вы знаете, что переговоры с московитами всегда сложны…

– Каков размер этого куска земли, Веттерман? Ты же его видел.

– Приблизительно четверть мили в длину и столько же в ширину, мой король.

– И все конфликты из-за этой мелочи? Что там эти финны? Живут по одному человеку на добрую десятку миль, а не могут поделить одну четверть? Кроме нее пустошей более нет? Весь свет клином сошелся в этом месте? Мне не нужны сейчас конфликты с Московией. Торговля приносит больше прибыли, нежели этот кусок леса между двумя речками. Мне нужно будет выбраться в Финляндию и разобраться самому. Надо будет этих крестьян переселить вглубь, а вместо них отправить новых, не знающих еще разбоя, хотя бы из прибрежного Нюланда .

– Но, мой король, вряд ли крестьян из Нюланда, живущих помимо земледелия еще и рыболовством, соблазнят леса. – Вмешался Нортон.

– Можно освободить их временно от налогов. Скажем, на пару-тройку лет. – Отмахнулся Густав. – Все они стремятся беспошлинно вывозить свои товары в Ревель или в Швецию морем, избегая выполнять мой указ об обязательной торговле на ярмарках в Выборге. Ревель! – Король стукнул кулаком по подлокотнику, потревожил ногу, сморщился, но продолжил. – Вот главная заноза. Еще одно гнездо Ганзы. Нужно будет закладывать на нашем берегу город. Он перекроет моим бездельникам путь в Ливонию и в Швецию. Он станет двойником Ревеля, переманив к себе купцов. Ты, Веттерман, как я вижу, преуспел в финском?

– Благодаря Катехезису, что был любезно предоставлен мне господином Агриколой.

– То-то он мне все время пишет с просьбой напечатать еще больше книг. – Пробурчал Густав. – Он вообще все время пишет… больше епископа Скютте. Что там было последнее, Нильс? – Король посмотрел на советника.

– «О терпящих лишения церковных служителях Або…», мой король. – Отозвался Бьельке.

– «О терпящих лишения…» - Передразнил его король. – Почему, Нортон, - Густав посмотрел на суперинтенданта, - он все время жалуется? Агрикола – твой любимчик еще по Виттенбергу? Или, - он обернулся к Бьельке, - потому что твой сын, учится у него в кафедральной школе?