Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
– Что за пари? – пропустив пылкую речь мимо ушей, сдержанно поинтересовался жених-самозванец. – Мне стоит волноваться?
– Неважно. Ерунда, – отмахнулась, растирая щеки.
Это не стыдливый румянец вовсе, а так… попытка согреться. Чем больше появлялось в зале ледяных скульптур, тем явственнее ощущалось, что ткань платья могла быть и потолще.
– Хорошо, Эйвелин. Я вас услышал, – вдруг кивнул Рэдхэйвен и притянул меня за запястье к себе. Отпустил руку, оставив вот так стоять рядом с собой. Не удерживая больше. – Но один танец своему «рабовладельцу»
– Разве что один, – выдавила хрипло.
Рэдхэйвен едва держал меня за кончики пальцев. Тянул в центр несильно, почти небрежно. А я все равно послушно шла за ним, ощущая невидимую ниточку, что связала наши пальцы нерушимо. Вархов контракт…
И все представляла, какими же рогами он наградит отца за мое непослушание. Витыми или ровными, в крапинку или в полоску? Может, не так уж и не к лицу они папеньке будут?
Рогатых мужчин я видела только на картинках, посвященных вторжению керрактских демонов. И не сказать, что выглядело совсем уж плохо. Вполне стильно, а папе не помешает немного освежить образ.
За те же кончики пальцев, которые от проклятых прикосновений то немели, то кололись, то будто искрили крошечными молниями, мастер притянул меня к себе. Я безропотно притянулась на пристойное расстояние. И заупрямилась, когда он попытался его сократить до непристойного.
А потом прикрыла глаза и просто понадеялась, что он не станет гонять меня по залу в одном из пафосных столичных танцев. Этим пусть на приемах Ее Величества балуется. А я, хоть и учила простейшие движения в школе, но без практики много лет. На теормаге мне и без танцев есть чем себя занять.
Воздала хвалу Имире Сиятельной, когда мастер повел меня под мелодию спокойно, неспешно и бережно кружа на поворотах.
– Так пойдет? – сощурился насмешливо. Негодяй!
То ли у меня снова уши покраснели, выдавая неловкость, то ли своим умом дошел.
Его теплая ладонь грела кожу через тонкую ткань, и я, изрядно подмерзшая в окружении ходячих ледышек, как будто не возражала. Даже незаметно прижалась к мужчине на одном из поворотов, выдав движение за случайный пассаж.
Чего у Рэдхэйвена не отнять – под распахнутым мундиром он был таким жарким, словно ему под ребра всунули керрактский вулкан целиком. Там, в прижатой ко мне груди, что-то опасно билось, бурлило и срывалось с цепи, грозя извергнуться кипящей лавой и испепелить все вокруг.
– Замерзла? – разгадал он мой постыдный план уже на следующем повороте. И прижал к себе теснее, игнорируя неуверенное сопротивление.
– И вовсе нет, – помотала кружащейся головой, ловя в фокус размытые силуэты танцующих вокруг пар. И косясь на варховы эполеты, накрепко пришитые к плотной пиджачной ткани… Под которой наверняка очень, очень тепло.
Мысли закружило вместе с телом. Я зачем-то представила, как это, должно быть, приятно – быть целиком прижатой к проклятому мужчине. Обнятой сильными лапами. Быть нужной… в самых разных смыслах. Будто чары «Эйфории» случайно словила, ей Варху.
Музыка стихла, и Рэдхэйвен, перехватив
– Не вздумайте! – захлебнулась шипением и отпрыгнула от него ужаленной каффой.
Да я лучше сама в ледяную скульптуру превращусь. Или в призванного из морозного воздуха голема. И растаю поутру, избавившись от проблем и расшатывающих мой мир потрясений.
– Мисс Ламберт, вы ведете себя, как…
– Долг отдан? Рабовладелец доволен? – поджала губы, загоняя представившуюся чепуху поглубже в голову.
Авось она там сама потеряется, потонет под грудой известных фактов и больше никогда не всплывет.
На словах про «рабовладельца» ухоженное лицо хитанца дернулось, словно ему отвесили пощечину. Я вполне могла допустить, что ему это неприятно. Без всяких аналитических выкладок. Но, наверное, не стоило заставлять отца подписывать брачный контракт, пока я была в отключке, искусанная и измятая?
Поглаживая себя по замерзшим плечам, я вернулась к Диккинсу. Парень держал бокалы с чем-то розовым и малосимпатичным и один настойчиво протягивал мне. Но я покачала головой: она и без подозрительных напитков кружилась заведенным волчком.
Оглядела зал, поискав подруг. Тейка все еще возилась на улице с ледяным шедевром, Рисса, по всей вероятности, прибиралась в кабинете Керроу.
Ректор тоже до сих пор не вернулся. Пользуясь его отсутствием, студенты расслабились. В дальнем углу зала две скульптуры устроили бой, с треском рассыпая по полу ледяную крошку. Иллонка привычно принимала ставки.
Оркестр принялся наигрывать бодрую анжарскую мелодию. Летисия с Берроу вприпрыжку проскакали мимо нас, искристо смеясь и прорубая сложенными ладонями себе дорогу.
– Это же наша… аквелукская… – узнал Вейн, залпом допивая из обоих стаканов. – Керроу прибьет, если услышит.
За Лети и Джи-Роузом проскакали в неприличном деревенском танце еще три пары, и мой взгляд наткнулся на кривящегося хитанца. Смесь тошноты и недоумения так явственно пропечатывалась на загорелых скулах, что я просто не могла это игнорировать. Хотелось созерцать и созерцать, наслаждаясь видом.
План маленькой, но кровожадной мести складывался сам собой. Чем ниже сползала физиономия надменного королевского мастера, тем четче. Прямо по пунктам.
– Пойдем, Эв! Пока ректора нет, – хохотнул Диккинс и предложил мне вытянутую вперед ладонь.
– Прости, Вейн. Я обещала этот танец… Может, следующий? – пробормотала, обходя парня и направляясь прямиком к хитанцу.
Тот явно скучал на анжарском празднике жизни. Может, даже мечтал провалиться в бездну мрака. Лишь бы не слушать истеричные подвывания бешеной скрипки, трель спятившего пианино и непристойный топот двух десятков ног.
– Знаете, сир, я бы еще потанцевала, – поймала ладонь удивленного хитанца, сомкнула наши пальцы в замок и вытянула руки вперед, готовая прорубать толпу импровизированным ледоколом.