Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
Окутанная черной мутью, я едва соображала. Барахталась в вязком тумане, то теряя сознание, то снова приходя в себя. И понимая, что меня все время куда-то тащат.
Я пыталась вырваться, истерично поскуливая и надрывно дыша. Тьма лезла в нос, отбивая всякое желание делать вдохи. Но без воздуха становилось еще хуже.
В глазах потемнело раз и навсегда. Настолько беспросветно, что уже и не верилось, что когда-нибудь зрение вернется. Запахи и звуки – вот все, что осталось со мной. И еще ощущения… Как вязкий мрак скользит
Я билась в истерике, царапаясь и орудуя коленом, так кстати выпутавшимся из длинной юбки. Угодила во что-то твердое, ахнула одновременно с приглушенным стоном и хриплой заковыристой руганью. Следом жертву нашел мой локоть. И меня, наконец, оставили в покое.
***
Выплывать из черноты оказалось болезненно. Свет даже сквозь закрытые веки резал глаза. И я бы ни за что не стала их разлеплять, если бы не он. Запах…
Не было ничего желаннее на всем свете. Крепкий, анжарский, черный… Ммм! Я втянула носом ароматный воздух, сладко жмурясь. Повела головой в сторону его источника… и, соскользнув с подушки, ударилась обо что-то твердое. Варх побери!
Проворчав привычный пассаж о гхарровых копытах, я вернула себя в прежнее положение. Затылок блаженно окунулся в мягкость, и я открыла глаза. Пошевелила затекшей шеей, и та неприятно хрустнула.
Что-то было не так. А если точнее – все. Подушка не моя, одеяло – не мое… И потолок. Он тоже был чужим. И подозрительно отдаленным. Так, будто лежала я не в кровати, а…
– На полу? Почему я на полу? – просипела спросонок, вперив оба невидящих глаза в мастера проклятий, попивавшего на диване кофе.
На ректорском, между прочим, диване!
Этот кабинет я изучила еще на первом курсе: Рисса постоянно подбивала меня на мелкие пакости, будто специально желая попасть на разнос к «красавчику Керроу». Хотя… почему «будто»? Так и было, строго по плану: напакостить, попасться и со счастливой улыбкой получить нагоняй. Эх, славные были времена.
Мой внутренний теоретик, измотанный нестабильностью чуждого мира, вяло пришел к выводу, что я лежу именно на ректорском полу. Если вокруг стоит мебель Керроу, а со стены смотрит знакомая картина с прекрасным дамским ликом, стало быть, и пол, и потолок – тоже Керроу. И в отличие от Риссы, я в кабинет «красавчика ректора» сегодня совсем не стремилась.
– Вы упали, – выдал очевидное Рэдхэйвен, ерзая на мягкой бежевой обивке.
Мне тоже было не твердо. Об этом свидетельствовали затылок, с комфортом расположившийся на чьей-то подушке, и тело, прикрытое чужим одеялом. Черным. С золотыми вензельками.
Раньше в кабинете Керроу такого не валялось. Но и я на его полу, надо признать, валялась впервые.
– Я упала не тут, – заметила упрямо.
Вяло припомнила последние секунды до черноты. Ошибка в плетении, взрыв, трещина на двери… и опасная темная муть, сграбаставшая меня в свои объятия.
– Вас перенесли.
– На пол?! – возмутилась вопиющей бестактности, сверля мастера заплаканными глазами. Ресницы до сих пор были мокрыми, а щеки сырыми и липкими. – Вы-то, как я вижу, с удобством расположились на диване!
– Вы тоже не без удобств, – Рэдхэйвен лениво поднялся, не выпуская вожделенную чашку из рук, присел рядом со мной на корточки и кивнул на одеяло. – Я, видит Тьма, пытался устроить вас комфортнее, но… Приближаться к вам, мисс Ламберт, опасно для жизни. И временами для психики.
Так, куда угодил мой локоть, понятно: на скуле королевского проклятийника расползалось розовое пятно. Почти не заметное из-за загара и плохого освещения, но все-таки… пятно, да. Рукотворное. Даже думать не хочу, где отметилось мое колено.
– Ну и зачем вы туда полезли? Кому и что пытались доказать? – строго отчитывал Даннтиэль, сопя так забавно… как старенький маг-вояжер, удрученный разбитой дорогой. Но понимающий, что с пути уже не свернуть и ему придется по ней поехать. – Я же предупреждал, что экраны там не зря! И проклятия очень сильные.
– Рога зеленые захотелось, – пробурчала, закатывая глаза к ректорскому потолку. Где прохлаждался сам Керроу – история умалчивала.
– А больше вам ничего не хочется?! – прошипел в гневе рабовладелец.
Расстроенный, видно, тем, что его «собственность» чуть попортилась. И без его участия! Хотя я не видела на себе никаких серьезных повреждений, тело ощущалось еще более помятым, чем ранее.
– Хочется, – выдохнула виновато. – Кофе ваш хочется… И поесть чего-нибудь. И поспать. В своей комнате.
Насупившись и нахохлившись, как квахарка на насесте, Рэдхэйвен все же протянул мне свою чашку. И покрутил перед моим носом указательным пальцем.
– Прольете на подушку, отрастет кое-что похуже рогов, – предупредил высокомерно. Да я и без его намеков догадалась, чьи эти золоченые вензельки.
Похуже рогов… Подумалось про грудь. Хотя какое же это проклятие?
Мне бы не помешало, стань она немножко увесистее и объемнее. Вот как у белокурой дамы на портрете. Привлекательной очень, светлоокой, с милейшими кудряшками у висков и немыслимым узором из золотых косичек под… под…
Кофе пошел носом, и я закашлялась, в панике прикрывая рот свободной ладонью. Тьма!
Я не создана для рогов! И для потрясений. И для сна на полу под одеялом вархового Рэдхэйвена…
– Отдайте чашку, – велел рабовладелец, пытаясь отобрать то единственное, что вселяло в меня уверенность.
– Да тут пара пятен всего! – отмахнулась от самовлюбленного хитанца, торопливо допивая обжигающий кофе. И продолжая кашлять, но теперь уже в сторону. Подальше от бесценной ткани. – Уверена, у вас еще с десяток комплектов, и все в вензельках…