Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
– Я ни гхарра не понимаю, что с тобой творится, – он с силой потер лицо и прочесал пальцами волосы на макушке. – Ты с самого отъезда в Аквелук избегаешь разговоров о бале. Спящей притворяешься…
– Ага, и еще умирающей. Тоже притворялась, – я сдавила гудящие виски.
Моему миру показалось, что он еще недостаточно развалился, и теперь он ходил вокруг ходуном. Даже пол под ногами подрагивал.
– С полигона сбежала. Я нашу заявку у Хендрик полчаса отбивал! – перечислял обвинения Вейн. Наверное, ему так легче было. Что не он один виноват. –
– Ты не поверишь…
– Наутро приперся к вам в комнату, как распоследний недобитый гхарр, а Рисса сказала, что ты еще на рассвете исчезла. И к вечеру не появилась. Ты меня нарочно избегаешь, Эв? Я так навязчив? Неприятен?
– Не тебя… И вообще… Уффф! – медленно сдула щеки, представляя себя лопнувшим шариком.
– Потом узнал от Элодии, что ты уезжала в Аквелук. Натурально, Эв. На все выходные. Сама не могла мне сообщить? Что за привычка сбегать в любой непонятной ситуации?
– А Элодия у нас прямо новостное бюро! – пробубнила, разыскивая внутри раздражение к мисс Хаммер.
Но вряд ли разумно обвинять ее только за то, что ей нравится мой Диккинс. Это для меня он «средненький», а для нее, может, высший класс. Тем более, что наши с ним «скорее дружеские, чем любовные отношения» не дают мне особых прав ревновать. У нас с ним никаких рабовладельческих контрактов не заключено.
Элодия Вейна к той статуе веревками не приматывала и зельем вожделения не опаивала… Наверное. Просто была рядом, поддерживала безумные затеи, утоляла его желания… И справлялась с этим, похоже, получше меня. Так кто виноват?
– А платье? Из окна махала в зеленом, спустилась в черном… Ты за ним в Аквелук моталась? – допытывался Диккинс.
– У тебя паранойя, Вейн.
– Огхарреешь с тобой! – профыркал он осуждающе. – Смотришь мимо, вся в мыслях своих. В плетениях, в проектах. Готова с кем угодно танцевать, лишь бы не со мной, – он поднял руки, «сдаваясь». – Я понял твой намек, Эв. Очень доступный и прозрачный даже для таких не-теоретиков, как я.
– Ну… Прости, – выдохнула вместо сотни слов, которые могли бы объяснить череду варховых совпадений.
Они были лишними. Хотя бы потому, что части «происшествий» я не могла объяснить даже себе. И разговоров я избегала, и спящей притворялась, и даже не поинтересовалась судьбой заявки, утонув в собственных неприятностях.
– Я ни гхарра не понимаю, крикетка, чего ты сама хочешь. Если ты мне хоть намек дашь, я буду и дальше терпеть… сколько надо… Я смогу.
– Не сможешь, – пожала плечами. – Сколько надо – не сможешь. Мне, может быть, очень много надо. Я пока сама не знаю, Вейн.
В порыве сентиментальности уткнулась щекой в его грудь – теплую, уютную, пахнущую… Диккинсом. Обычный запах, но до слез знакомый. Привычный. Как розовые рюши на детской кровати, как вкус супа, сваренного Долией… Как весь мир, уплывающий из-под ног.
Я судорожно вздохнула и растерла влагу, сочащуюся из
– Крикетка, ты чего, ревешь, что ли? – Вейн прижал меня к себе. – Я кретин, я знаю. Тороплю, напираю… Вижу, что ты не готова. Слушай, ну давай потихоньку? Все будет, как сама захочешь. И когда. С Ди это просто помутнение, от обиды, ревности и пары коктейлей… Я же не мерзавец какой, Эв!
– Вейн, я… – отстранилась от него и вытерла тыльной стороной ладони мокрые веки. – Знаю, что не мерзавец. По большей части. Я не могу сейчас… вот это все.
«И не хочу».
У меня и без сердечных неурядиц проблем выше крыши. Вспомнить нерабочий и ненужный дар, попытку убийства, глупую затею сира Райса, морок, разгуливающий по коридорам, рабский брачный договор о всяких разных смыслах… Голова пухнет и вот-вот лопнет!
Мой удобный, средненький по всем фронтам и склонный к изменам Диккинс в эту круговерть уже никак не впихивался. Ни целиком, ни выдающимися частями.
– Если хочешь делать проект с Элодией, делай, – махнула рукой, понимая, что отрываю от себя этот кусок. Добровольно. Да, пока это непонятно, но пройдет время, и все встанет на свои места. – Нашу заявку не одобрят. Будет нечестно, если ты из-за меня пропустишь конференцию. И все остальное.
Сказанное ощущалось горьким, гадким на вкус, прожигало язык, но в то же время было правильным. Вейн был мне хорошим другом: подстраивался под нужды, под вкусы, терпел заморочки. И мне тоже хотелось быть хорошим другом для него.
Я развернулась и пошла, оставляя в варховом коридоре остатки своего стабильного мира. Прощаясь с ними мысленно, понимая, что никогда к этому не вернусь. Диккинс меня не останавливал: он все понял тоже.
***
Размазывая невидящий взгляд по серым стенам, я лениво стряхивала со щек вялотекущие слезы. Брела по коридорам крыльев-корпусов, пока не пришла в магистерский.
Не то чтобы я снова хотела глазеть на статую Имиры, но ноги сами меня к ней несли. Хотелось спросить у проданной богини, покровительницы юных девичьих сердец, какого Варха вокруг происходит. Хоть я и знала, что белокурая красавица, заточенная в мрамор и золото, мне не ответит.
– Ой… – по ощущениям, мой гудящий висок врезался в стену, хотя ее никак не могло оказаться на середине коридора.
– В последнее время вы разводите многовато сырости, мисс Ламберт. С вами такое часто? – поморщился Рэдхэйвен.
Судя по морщине на лбу, он в эту самую секунду отчаянно жалел, что не внес пункт о количестве слез в вархов контракт. Который мне определенно стоило бы почитать, да…
– Осень, – пожала плечом, переводя взгляд в окно. – Вы разве не должны быть на своем занятии?
– А вы разве не должны быть на моем? – открыл передо мной дверь кабинета Мюблиума и пропустил вперед.
– Выходит, мы оба прогуливаем? – с интересом на него покосилась. А для кого тогда Кили с Лети так старательно наряжались?