Проклятое сердце
Шрифт:
— Я… я…
— Выкладывай, — говорит Кенвуд. Затем, бросив лукавый взгляд на Милли, говорит: — Или проглатывай. Мне так больше нравится.
— Вы наняли кого-то, чтобы убить моего отца? — спрашиваю я.
Кенвуд фыркает.
— Думаешь, я нанял того снайпера?
Да. До тех пор, пока не увидела высокомерное выражение его лица. Теперь я уже не так уверена.
— Да… — говорю я нерешительно.
— Почему?
— Потому что Фонд свободы собрал всю эту информацию о ваших частных вечеринках. ФБР начало расследование. Вас чуть не арестовали…
Лицо
— Но меня ведь не арестовали, не так ли? — шипит он.
— Нет, — говорю я, отказываясь отводить от него взгляд. — Но скоро, возможно, арестуют.
— Это он тебе сказал? — издевается Кенвуд. — Твой отец?
Я в замешательстве. Не понимаю, к чему он клонит.
— Да, — говорю я. — Он думает, что вы наиболее вероятный человек, желающий его смерти.
— С чего бы мне этого хотеть? — выплевывает Кенвуд. — Я выполнил свою часть сделки.
— Какой сделки?
Кенвуд смеется, поднимаясь с дивана. Я делаю шаг назад, теперь, когда он стоит.
Но Кенвуд не идет ко мне. Он подходит к барной стойке рядом с массивной картиной с изображением Александра Македонского верхом на коне и наливает себе напиток.
— Ты чего-нибудь хочешь? — спрашивает он меня.
— Нет.
Он наливает бурбон в стакан со льдом и взбалтывает его, прежде чем сделать глоток. Милли подбегает к нему. Он макает указательный палец в напиток, затем протягивает ей. Она слизывает алкоголь с его пальца, все время глядя на него снизу вверх, затем облизывает губы.
Кенвуд снова пронзает меня своим холодным взглядом.
— Мы с твоим отцом заключили сделку. Я назвал ему имена трех своих поставщиков и пару «друзей», которых был не прочь бросить под автобус. Взамен пропало видео, снятое его маленьким фондом на одной из моих вечеринок — которое, кстати, в любом случае было бы выброшено к чертовой матери в суде. Спас меня от скандала взамен на пару одноразовых дегенератов. На самом деле, — смеется Кенвуд, — арест Фила Бернуччи оказал мне услугу. Этот ублюдок пытался выманить права на экранизацию «Игры палача», которыми я владел следующие восемь лет, и он знал об этом. Смотреть, как он теряет свой пляжный домик в Малибу из-за оплаты услуг адвоката, было чертовски красиво.
Я недоверчиво качаю головой.
— Я тебе не верю.
Мой отец никогда бы не стал уничтожать улики такого преступления. Он создал Фонд свободы, чтобы остановить торговлю людьми. Чтобы остановить таких, как Кенвуд.
— Меня не волнует, во что ты веришь, глупая сука, — рявкает Кенвуд, выплескивая остатки своего напитка в горло.
В этот момент мужчина открывает картину с изображением Александра Македонского и входит в комнату. Это один из охранников Кенвуда.
Кенвуд ставит свой стакан рядом с красной кнопкой, встроенной в гладкую деревянную поверхность бара. Тревожная кнопка. Кенвуд нажал на нее, пока готовил себе напиток.
— Хватай ее, — небрежно говорит Кенвуд.
Я
— Стой спокойно, или я сломаю тебе гребаную руку, — рычит он, заламывая мою руку за спину. Боль пронзает меня от локтя до плеча. Я перестаю извиваться.
— Так-то лучше, — говорит Кенвуд. Кивнув головой на Милли, он говорит: — Скажи охранникам, чтобы обыскали остальную часть дома. Найди того, с кем она пришла.
Милли надувает губы.
— Я хочу остаться и посмотреть.
— Шевелись, — холодно говорит Кенвуд.
Обернувшись, он оглядывает на меня с ног до головы.
— Раздень ее, — говорит он охраннику.
Я не знаю, собирается ли он просто обыскать меня или что-то похуже. Охранник хватает мое платье спереди и дергает его вниз, разрывая бретельку на плече. Как только его рука больше не закрывает мне рот, я кричу так громко, как только могу:
— ДАНТЕ!
Я слышу рев, похожий на медвежий. Данте прорывается сквозь репродукцию Энди Уорхола на дальней стене. Он рвет холст, как будто его там вообще нет, и врывается в комнату.
Кенвуд вопит от ярости, его ногти впиваются в щеки.
— Мой «Мао»! — кричит он.
Данте бросает на меня взгляд, мои руки все еще зажаты за спиной, платье разорвано так, что одна бретелька свисает вниз, а моя левая грудь обнажена. Его лицо темнеет от чистой убийственной ярости.
Он бросается на охранника. Парень отпускает меня, пытаясь поднять кулаки, но с таким же успехом он мог бы пытаться боксировать с медведем гризли. Массивный кулак Данте обрушивается на его челюсть, а затем другой кулак взмывает вверх, как молот. Он бьет охранника снова и снова, отбрасывая его назад. Каждый его удар сопровождается ужасным глухим стуком. Когда он бьет охранника в рот, кровь брызжет в стороны, попадая на мою руку и ботинок Кенвуда.
Данте еще дважды бьет охранника, затем поднимает его и бросает. Охранник — крупный мужчина, но Данте швыряет его через комнату, как диск. Он врезается в стену, затем падает на диван, стонет и находится в полубессознательном состоянии.
Кенвуд выглядит испуганным. Он безумно нажимает тревожную кнопку, встроенную в панель, но уже слишком поздно. В три шага Данте хватает его за горло, отрывая ноги от пола. Толстые пальцы Данте впиваются в горло Кенвуда. Лицо Кенвуда становится красным, а затем почти фиолетовым, его глаза выпучиваются, а с губ слетает слюна, пока он пытается сформулировать слова. Он вцепляется в руку Данте, но они с таким же успехом могли бы быть сделаны из камня, потому что Данте, кажется, ничего не чувствует. Ноги Кенвуда беспомощно болтаются в воздухе.