Проклятые гильдии и другие ложные следы
Шрифт:
— Да.
— Тогда почему…
Она оторвала кусок этикетки.
— Кит, пожалуйста. Я не могу спросить у папы, точка.
Открыться не вышло. Я уперся локтями в стойку.
— Ладно.
Мы тихо сидели, и я смотрел, как Линна рвала этикетку на полоски, собирая их горкой на стойке. Здание было большим? Бармен не спешила.
— Не смотри на меня так, Кит.
— Как?
— Так, — она стала рвать полоски на клочки. — Это твое «думающее» лицо.
— Ты
Обычно она закатила бы глаза в ответ, но она была слишком сосредоточена на уничтожении бедной этикетки до атомов.
— У тебя такое лицо, когда ты пытаешься что-то понять, — сказала она. — Или кого-то.
Я подпер подбородок рукой, промолчал. Ее нелогичное поведение поражало меня. Она знала, что электромаг-контрактор и ее отец были связаны, но отказывалась связаться с папой Шеном насчет расследования или дать мне хоть каплю информации о своей семье. Она что-то скрывала.
Так что да, я пытался ее понять.
— Я… — прошептала она. — Я просто не могу говорить об этом, ладно?
— Хорошо, — я не мог вынести боль на ее лице, и я не хотел, чтобы из-за меня ей было не по себе. Если она собиралась рассказать, она решится сама.
Молчание между нами затянулось, стало неприятным, но я не знал, как взбодрить ее.
— Это… — ее голос стал еще тише. — Просто он такой успешный и уважаемый.
Я не знал, как понимать ее слова.
— Быть уважаемым и успешным — разве плохо?
— Нет, но он идеальный агент — отличный лидер, умелый волшебник и лучший следователь. Все в ЛА равняются на него, и я гордилась быть его дочерью.
Я заметил прошедшее время в последней фразе.
— Так он не идеальный агент?
Ее лицо было ужасно бледным.
— Он разбивал гильдии плутов, поймал много опасных преступников. Даже раскрыл продажных агентов.
Почему ее слова и тон с языком тела не вязались? Она защищала отца или обвиняла его?
Я накрыл ее ладонь своей, сбив башню мелких обрывков этикетки.
Ее плечи опустились, голова склонилась. Она долгое время молчала.
— Я работала с ним над одним делом. Мое последнее дело как аналитика. Папа проверял богача, который собирался соскочить из-за нехватки улик. Папа сдался, но я не хотела его подвести, так что искала все, что мы могли использовать в обвинениях.
Ее ладонь сжалась в кулак под моей.
— Я хотела быть агентом, как он. Я всю жизнь посвятила становлению лучшей волшебницей, лучше всех, чтобы в МП сразу же стать агентом и попасть в его команду.
Я ждал, пока она пыталась рассказать. Она сглотнула, пыталась озвучить слова, которые ранили как ножи, судя по тому, как она морщилась.
— Папа принял взятку в обмен на уничтожение ключевых улик в деле, — ее сжатый кулак раскрылся, пальцы обвили мои пальцы. — Я нашла другие дела, раз в пару лет, где обвинения не проходили по той же причине — нехватка доказательств. И во многих случаях подозреваемый был
— Черт, — прошептал я.
— Я высказала все ему, — она вдохнула с дрожью. — Он сказал, что это пустяки, ведь они не были жестокими преступниками, а он старался ради будущего семьи. И он сказал, что если я кому-то расскажу об этом, то испорчу обе наши карьеры. Я не смогу сбежать от пятна его позора, как и наша семья. Правда уничтожит мою маму.
Она посмотрела на меня, словно смотреть мне в глаза было для нее сложнее всего.
— Я закрыла дело, и преступник отделался штрафом, а папа посоветовал мое повышение в команду реагирования на плутов.
И ее первым заданием там была поимка сбежавшего психика в аэропорту ЛА. Она арестовала меня, доставила в Ванкувер и приняла место, которое предложила Блит.
Лишь бы быть подальше от ее отца.
Я вспомнил, какой жесткой она была, когда я встретил ее. Как она осуждала мое преступное поведение и деятельность мошенника. Какой напряженной она была, и как желание сделать все правильно доходило почти до паранойи.
Теперь все это было намного понятнее.
— Я ничего не сделала, Кит, — слезы наполнили ее глаза, но она яростно сморгнула их, не дав им пролиться. — Я рассказала только тебе. Все думают, что он классный, но он отпускает преступников ради своей выгоды. И я дала ему уйти с этим, потому что… а эгоистка, как он.
Ее голос оборвался, и я соскользнул со стула и обвил ее своими руками.
— Ты не виновата в том, что сделал твой папа, — прошептал я, прижимая ее к своей груди. — И ты не эгоистка. Ты защищала себя и свою мать. Я знаю, ты веришь в закон и порядок всей душой, Линна, но нельзя этим измерять каждое решение.
Она посмотрела на меня с горем и стыдом в глазах.
— Порой закон и порядок, правильное и неправильное не так важны, как выживание, — я нежно сжал ее. — Ты выживала. То, что ты не в физической опасности, не означает, что это не выживание. Ты сделала то, что нужно было, и ничего страшного.
С дрожью вдохнув, она высвободила руку из моей хватки и протерла глаза, будто убеждалась, что слезы не сбежали от ее контроля.
— Это ты делал в «ККК»? Выживал? Ты переживаешь из-за справедливости, но все равно работал на преступную гильдию.
— Я выживал, — согласился я. — Переживать о правильном и неправильном — роскошь, которая есть не у всех.
— Тяжелая и мучительная правда.
От незнакомого мужского голоса я отпрянул, случайно поднял Линну со стула. Стул покачнулся, чуть не упав.
Говорил мужчина, одетый безукоризненно. Ему было под пятьдесят или немного за пятьдесят. С ухоженными черными волосами с проседью и такой же бородой он напоминал чернобурую лисицу. Он стоял за стойкой напротив нас, беспечный, словно не вошел как-то в комнату, проник за стойку и оказался в трех футах от нас, незаметно от Линны или меня.