Проклятый берег
Шрифт:
Она не сопротивлялась… Напротив, она опустила голову на мое плечо… От ее волос пахло жасмином…
– Я люблю вас, – как безумный, прошептал я.
– О… Джон… разве ты не видишь… что и я лю… Я поцеловал ее, не дав докончить слова.
– Джон… – еле слышно прошептала она. – Я понимаю, что ты не вполне доверяешь мне…
– Но, графиня!..
– Зови меня Норой…
– Н-нора…
Я едва решился выговорить ее имя.
– Я рассказала тебе свою тайну… Теперь… если ты действительно любишь меня и веришь мне,
Мне стало стыдно. Эта женщина так слепо верит мне, так доверчива и преданна. А я таюсь перед нею…
– Графиня… Нора… Нора. Я тоже расскажу вам все, все…
– О, не думай, что я из любопытства…
– Нет, нет… будет правильно, если и я расскажу о той тайне, в центре которой я…
В дверь постучали.
Она испуганно освободилась из моих объятий.
– Кто там?
– Вас к телефону…
В комнату вошел лакей Луи, неся на подносе телефон, за которым тянулся длинный провод.
Только в таких аристократических домах можно увидеть, как телефон подают на подносе. Она взяла трубку.
– Да… – услышал я только. – Еще нет… но теперь уже наверняка… Нет… Хорошо… Я жду… Хорошо… До свидания…
Лакей вышел.
– Джон… я сейчас должна буду встретиться с одним человеком. Это старый друг моего отца… подожди здесь… пока я поговорю с ним…
– Если я и так уже не отнял слишком много времени…
– Нет… нет… кто знает, когда мы снова встретимся… – ответила она, и последовали новые поцелуи.
Вскоре лакей постучал вновь.
– Я скоро вернусь, – прошептала она и оставила меня одного.
Я осушил еще бокал виски и уселся в кресло. В голове слегка шумело. Неожиданно я услышал легкий стук.
В дальнем углу комнаты, недалеко от лампы, я только сейчас заметил прорезанную в стене и окрашенную под цвет обоев дверь, под которой с тихим шорохом как раз появлялся листок бумаги…
Что бы это могло быть?
Я подошел и поднял листок. На нем было написано: «Капытто друг!
Не буд дураком! Этта баба ведма и есче какая! Спользуй что она хочит. Тебя закрутит. Тасчи ее в спалню. Не тиряйся и сматывайся! А то будит оччын плохо. Лутче бы ее просто застрылит, но хотя бы счезни Ты таких ведм и не знаеш.
Низвесный.»
С первых же слов я понял, что написано это Турецким Султаном. Ложь от начала и до конца.
Я быстро подошел к двери и распахнул ее. Поймаю мерзавца!
Передо мной была небольшая комнатка. Разумеется, негодяй сбежал.
Но как он вообще проник сюда?… Загадка… В следующей комнате я благоговейно задержался на несколько секунд.
Это была спальня, отделанная голубым шелком. Висевшая посредине лампа освещала ее мягким светом.
В дальнем конце открытая дверь, проем которой задернут шторой… Откуда-то издалека слышались голоса…
Я на цыпочках подошел к этой двери… За шторой была
Ее голос я узнал сразу. Тот самый низкий, певучий, музыкальный, словно арфа, голос. Она как раз говорила:
– Я без труда обвела вокруг пальца этого болвана и, если бы вы, ваше превосходительство, не помешали мне, знала бы уже все.
Гм… о ком это может быть речь?
Необычно глубокий, спокойный мужской голос ответил:
– Тем не менее, мне нужно было поговорить с вами, мадам Мандер…
Мадам Мандер?… Не графиня?… Как же это?…
Ведь… Мандер… так звали того капитана, в которого воплотился Чурбан Хопкинс.
Я бесшумно подошел к закрывавшей дверь шторе.
Они сидели в небольшом салоне. Мнимая графиня и…
У меня перехватило дыхание.
Маркиз де Сюрен, губернатор колонии!
Я еще не писал о нем, но его имя и без того хорошо известно всем. Маркиз де Сюрен, адмирал и полновластный губернатор всей колонии. Суровый, непреклонный солдат. Противник генерала де ла Рубана, предпочитающего дипломатию и терпение. Его седые волосы, пронзительные глаза, гладко выбритое, волевое лицо прекрасно знакомо всем в Африке.
Высокий, с орлиным носом адмирал сидел напротив печально улыбающейся женщины.
– После того как слишком поздно был раскрыт этот позорный обман во время суда над Ламетром, – сказал де Сюрен, – многое необходимо предпринять. Вы уже нашли след его сообщников?
– Один из них как раз сейчас собирается во всем мне признаться. Исключительный болван. Самодовольный, ограниченный тип, которому мне ничего не стоило развязать язык.
…Можете себе представить, что я испытывал! С какой высоты пришлось мне упасть! Это я-то болван! И к тому же самодовольный! С моей врожденной мужской прямотой…
Ох, как болело мое сердце…
Стало быть, поцелуи, объятия, вздох, с которым она прильнула ко мне, все было ложью…
– Только будьте осторожны, – сказал губернатор, – озарения бывают и у глупцов.
– Это отъявленный идиот.
– А теперь прошу вас, мадам, будьте со мной откровенны. Вам известно что-нибудь об этом деле?
– Я знаю, что экспедиция в плену у племени фонги. Их вождь – негодяй.
– Доказательства?
– Путевой дневник Мандера, который недавно получил генерал Рубан.
– Да, да, но этот голландский банкир, ван дер Руфус, помешал нам…
– У старого банкира мягкое сердце.
– Верю, раз вы так говорите. Вам лучше знать.
– Ван дер Руфус выручил меня в трудную минуту, но все же он скорее враг мне, чем друг.
– Ладно, ладно… это меня не касается. Я пришел за информацией.
– Вы помните, ваше превосходительство, что обещали сорок тысяч франков, если…
– Если то, что вы расскажете, окажется полезным.