Промышленный НЭП
Шрифт:
Величковский задумчиво посмотрел на меня:
— Леонид Иванович, вы говорите так, словно уже видели, к чему приведет нынешний курс…
Я на мгновение замер, поняв, что сказал слишком много, но быстро нашелся:
— Тенденции очевидны любому аналитику, Николай Александрович. Перенапряжение экономики, игнорирование объективных экономических законов неизбежно ведет к кризису.
Когда совещание закончилось, мы с Вознесенским остались в зале, чтобы обсудить детали.
— Леонид Иванович, — тихо сказал он, — я
— Вы правы, Николай Алексеевич. Но действовать нужно осторожно. Мы не можем бросить вызов системе напрямую, нас просто уничтожат. Нужно внедрять изменения постепенно, доказывая их эффективность на практике.
— Я с вами, — твердо сказал Вознесенский. — До конца.
Глядя на этого молодого, талантливого экономиста, я испытал странное чувство. В моей прошлой жизни я знал о его трагической судьбе. Арест в 1949 году по «ленинградскому делу» и расстрел в 1950-м. Теперь же у меня появился шанс не только изменить экономический курс страны, но и спасти жизни тех, кто поддержал мои идеи.
— До завтра, Николай Алексеевич, — сказал я, пожимая его руку. — У нас будет насыщенный день. Начинаем работу с иностранными специалистами.
Утро выдалось промозглым и туманным. Моросящий дождь превратил московские улицы в сплошное месиво из грязи и опавших листьев. Я поднялся по мраморным ступеням гостиницы «Метрополь», отмечая, как величественное здание в стиле модерн контрастирует с аскетичным бытом советской Москвы 1931 года.
Внутреннее убранство «Метрополя» частично сохранило дореволюционное великолепие: витражи, лепнина, мраморные колонны. Теперь здесь останавливались в основном иностранные делегации и высокие советские чиновники.
В отдельном кабинете ресторана, зарезервированном для нашей встречи, уже собрались западные специалисты.
Роберт Томпсон, высокий американец с обветренным лицом и жестким взглядом бывшего военного, нетерпеливо постукивал пальцами по столу. Ганс Шульц, немецкий экономист, полноватый мужчина средних лет с аккуратно подстриженными усиками, что-то чертил в блокноте. Отто Йоханссон, худощавый швед с педантично прилизанными светлыми волосами, внимательно изучал меню.
В углу зала, за отдельным столиком, устроился Мышкин. Мой начальник безопасности делал вид, что читает газету, но я знал, что он фиксирует каждое слово и жест иностранцев.
— Господа, — я обратился к специалистам по-английски, — благодарю вас за принятое приглашение.
— Мистер Краснов, — Томпсон поднялся, крепко пожимая мою руку, — ваше предложение было слишком интригующим, чтобы отказаться. Внедрение конвейерных методов в советской промышленности? Звучит как вызов.
— Herr Krasnow, — Шульц заговорил с сильным немецким акцентом, — особенно меня заинтересовала ваша идея сочетания планирования с экономическими
Йоханссон молча кивнул, прищурив холодные голубые глаза.
Когда мы расположились за столом и официант принес завтрак, я развернул карту нашего промышленного объединения:
— Вот предприятия, где мы внедряем новую систему управления. Горьковский автозавод, металлургические комбинаты на Урале, машиностроительные заводы в Ленинграде и Коломне, нефтепромыслы «Союзнефти».
— Впечатляющий масштаб, — Томпсон присвистнул. — В Штатах такая концентрация встречается только у Форда или Дженерал Электрик.
— Но с ключевым отличием, мистер Томпсон, — заметил я. — У нас все предприятия находятся в государственной собственности. Мы ищем способы повысить эффективность без внедрения частного капитала.
— Квадратуру круга пытаетесь решить, — усмехнулся американец. — Но я видел ваш автозавод в Нижнем. Или, как вы теперь его называете, в Горьком. Хорошая работа. Конвейер организован грамотно, хотя и заметны некоторые узкие места.
Я подал знак официанту, и тот покинул помещение. Когда дверь закрылась, я понизил голос:
— Господа, я пригласил вас не только для технических консультаций. Мне нужен ваш опыт в создании эффективных систем управления промышленностью. То, что мы делаем, эксперимент, который может изменить всю экономическую систему СССР.
Шульц заинтересованно подался вперед:
— Вы говорите об экономической реформе?
— Именно, — кивнул я. — Но в существующих политических условиях это невозможно сделать напрямую. Мы внедряем изменения под видом локального эксперимента, доказывая их эффективность на практике.
— Рискованная игра, — заметил Томпсон. — Я знаю, что в вашей стране за «экономический уклонизм» можно поплатиться головой.
— У нас есть поддержка на самом верху, — уклончиво ответил я. — Но нам нужны технические решения, которые уже доказали эффективность на Западе.
Йоханссон впервые подал голос, его английский звучал с сильным северным акцентом:
— В Швеции мы разработали систему стандартизации промышленного производства, которая значительно снижает издержки. Я могу поделиться этим опытом.
— Отлично! — я достал из портфеля папку. — Вот конкретные вопросы, которые нам нужно решить. Первое: система контроля качества на конвейере. Второе: управление запасами для минимизации простоев. Третье: организация внутрихозяйственных связей между предприятиями.
Томпсон просмотрел документы и удивленно поднял брови:
— Это очень похоже на систему, внедряемую Фордом. Не знал, что в СССР изучают его методы.
— Мы изучаем все эффективные модели, — ответил я. — Социализм должен впитывать лучшее из мирового опыта, преобразуя его в соответствии с нашими условиями.