Промышленный НЭП
Шрифт:
В большом конференц-зале на втором этаже собрались руководители предприятий региона, около тридцати человек. Директора заводов, главные инженеры, секретари заводских парткомов, представители профсоюзов.
Все с любопытством и некоторой настороженностью смотрели на меня и моих помощников.
Кабаков открыл совещание, представив меня как «специального уполномоченного Совета Труда и Обороны с особыми полномочиями». Затем передал мне слово.
— Товарищи, — начал я, обводя взглядом зал, — перед советской промышленностью стоят задачи невиданного масштаба.
Я сделал паузу, оценивая реакцию аудитории.
— Но мы видим, что при нынешней системе управления возникают серьезные проблемы: низкая производительность труда, высокая себестоимость продукции, недостаточное качество, нерациональное использование ресурсов. Товарищ Сталин поручил нам разработать и испытать новые методы управления промышленностью, которые позволят решить эти проблемы.
Затем я подробно изложил концепцию «промышленного НЭПа», акцентируя внимание на сохранении государственной собственности и контроля партии.
— Ключевые элементы новой системы: хозрасчет и самофинансирование предприятий; право директоров самостоятельно распоряжаться частью прибыли; материальное стимулирование работников в зависимости от результатов труда; возможность прямых договоров между предприятиями внутри объединения.
В зале повисла напряженная тишина. Я чувствовал, как директора мысленно подсчитывают возможные выгоды и риски от новой системы.
— Разрешите вопрос, товарищ Краснов, — поднялся грузный мужчина в потертом пиджаке. — Яковлев, директор Челябинского завода имени Колющенко. Как ваша система согласуется с плановым характером нашей экономики? Не приведет ли это к анархии производства?
— Отличный вопрос, товарищ Яковлев, — я кивнул. — План остается основой. Но вместо микрорегламентации каждого шага, каждой операции, мы устанавливаем ключевые показатели по объему, номенклатуре, себестоимости. Как их достичь, решает директор. Это не анархия, а оперативная самостоятельность в рамках плана.
— А не противоречит ли материальное стимулирование принципам социалистического распределения? — спросил представитель профсоюза, невысокий человек с окладистой бородой.
— Ленин учил: от каждого по способностям, каждому по труду, — ответил я. — Мы просто делаем эту формулу реальной, устанавливая четкую связь между результатами труда и вознаграждением. Это не капиталистическая эксплуатация, а социалистическое соревнование с материальным поощрением победителей.
Вопросы сыпались один за другим, и постепенно я чувствовал, как меняется атмосфера в зале, от настороженности к заинтересованности. Большинство директоров видели в новой системе шанс избавиться от мелочной опеки и продемонстрировать свои управленческие таланты.
— Товарищи, — подвел я итог, — приказом Совета Труда и Обороны №487 создается особая экономическая зона в Урало-Сибирском регионе. В нее войдут Нижнетагильский металлургический комбинат, Уралмаш, Челябинский тракторный, Магнитогорский комбинат и еще восемь предприятий согласно списку. На каждом предприятии будет назначен
После совещания Кабаков пригласил меня и ключевых директоров на обед в столовую обкома. За длинным столом, накрытым белой скатертью, разговор продолжился в более неформальной обстановке.
— Леонид Иванович, — обратился ко мне Зубов, директор Нижнетагильского комбината, высокий сухопарый мужчина с глубокими залысинами, — мы уже с вами работаем давно и плолртворно. Вы нас прекрасно знаете. На вашем месте я начал бы с нашего комбината. У нас хорошая техническая база, квалифицированные рабочие и, что немаловажно, понимающий парторг.
— Именно так и планирую, Василий Петрович, — кивнул я. — Завтра утром выезжаем к вам. Хочу лично проинспектировать производство с точки зрения нашего проекта и обсудить детали внедрения.
— Тагильские домны не подведут, — с гордостью заявил Зубов. — Мы готовы стать флагманом вашего эксперимента.
Кабаков, внимательно слушавший наш разговор, заметил:
— Только не забудьте, товарищи, что эксперимент должен проходить под строгим партийным контролем. Никакой самодеятельности.
— Конечно, Иван Дмитриевич, — заверил я его. — Партийное руководство не только сохраняется, но и выходит на новый уровень. Вместо мелочной опеки будет стратегическое управление, контроль над ключевыми решениями.
После обеда я встретился с каждым директором индивидуально, обсуждая специфику внедрения новой системы на конкретных предприятиях. К вечеру программа посещений и график внедрения уральской части эксперимента получили завершенный вид.
— Головачев, — обратился я к секретарю, когда мы остались одни в выделенном мне кабинете, — подготовьте телеграмму в Москву. Орджоникидзе должен знать, что первый этап прошел успешно. Уральское руководство поддерживает эксперимент.
— Есть, Леонид Иванович, — кивнул Головачев, раскрывая блокнот. — А что насчет оппозиции?
— Пока не появилась, — ответил я, глядя в окно на вечерний Свердловск, где зажигались редкие электрические огни. — Но это не значит, что ее нет. Судя по ситуации в Ленинграде, противники реформ активизировались. Нужно опередить их здесь.
Утро встретило нас промозглым холодом и низкими свинцовыми тучами. Дорога от Свердловска до Нижнего Тагила, заняла больше четырех часов.
Полуторка, трясущаяся на выбоинах разбитого тракта, с трудом преодолевала крутые подъемы. Через грязные окна открывались суровые уральские пейзажи: темно-зеленые хвойные леса, скалистые уступы, мрачные низины с болотистыми участками.
— Богатейший край, — заметил я, когда мы остановились на короткий привал у придорожного источника. — Лес, руда, уголь… Все, что нужно для индустриальной державы.
— Но инфраструктура ужасная, — угрюмо отозвался Зубов, разминая затекшие ноги. — Дороги как при царе Горохе, мосты разваливаются, железнодорожные ветки перегружены. А нам план давай…