Пропащие

Высыпкова Леда

Запах дублёной кожи и ружейной смазки вкупе с невозмутимостью на всех действует одинаково отрезвляюще, так что огрызался истец вполголоса.

Офицеры выдули свои пинты одним махом, вернули посуду на стойку, и Амьеро повёл их дальше, ускорив шаг.

Наконец они оказались на опустевшей площади. Вид открывался жалкий: ярмарка свернулась в смятении, оставив гирлянды пыльных флажков. Всюду валялись окурки и осколки пивных банок. Одиноко стояла на мостовой маленькая крытая деревянная повозка, выкрашенная голубой краской.

На боку у неё причудливым шрифтом в круг красовалась надпись: «Судьба-Рок-Фатум». Сдвинув шторку, капитан подался вперёд и заглянул внутрь.

– Какая прелесть! Бумажные цветы, ладаном пахнет, всякие картинки развешаны… Ничего по нашему делу не наблюдаю.

Похрустывая гренками, Феликс медленно обернулся вокруг себя, рассмотрел брусчатку. Лужа крови совсем засохла, но мухи ещё пытались подкрепиться и ползали по ней, трогая камень хоботками. Лобо отошёл подальше, подцепил что-то розоватое носком сапога, подкинул и поймал.

– Это ещё что?

– Их… одежда, – скривился Амьеро, – просто рванина в виде юбки. Кто-то из девушек потерял, убегая.

– И сколько в труппе девушек?

– Две. Плюс взрослая женщина. И два паренька. Может, есть кто-то ещё, но на площади были только они.

Феликс нагнулся, осматривая мусор, оставленный на земле. Поднял горстку хлопьев сажи, растёр в пальцах.

– Здесь определённо что-то жгли и разлили масло, выступление шло чуть поодаль места убийства. Объясните ещё раз, как Инкриз оказался практически в толпе, а не на условной сцене?

– Он вышел к зрителям. Начал рассказывать историю и выдирать слушателей одного за другим, мол, они – актёры его театрального действия. Подсказывал им, что говорить и делать. На роль какого-то героя он выбрал нашего отца.

– Вы стояли рядом?

– В паре шагов. Вот здесь.

От вида присохшей крови Амьеро явно сник. Спесь слетела с него, он обливался потом, поминутно то совал руки в карманы, то выдёргивал их.

– О чём же была история?

Вопрос коронер задал совершенно дежурным тоном, без давления, но истец вдруг занервничал пуще прежнего и заговорил навзрыд.

– Я не помню! – сказал он, сжав кулаки. – Не помню ничего! Инкриз перекинулся с отцом парой фраз, пока отплясывали артисты. Принял извинения, пожал ему руку… Ах, ублюдок… У него такие глаза! Будто впился ими в папу, не отводил взгляд, всё время что-то говорил, я заслушался, дальше, вроде бы, началась сказка. А потом я увидел кровь и очнулся.

– Однако! – помотал головой коронер. – Потеря памяти в такой момент… Неужели у нас гипнотизёр на мушке? Или такое с вами от страха стряслось? Становится всё интереснее. Стоявших рядом вы тоже не запомнили?

– Нет, разумеется.

– И что было дальше? Вот ваш отец падает…

– Я подхватил его и, когда понял, что случилось…

Входя во вкус, Феликс расспрашивал всё быстрее и настойчивее.

– Судя по всему, убийца нож не бросил, забрал с собой, так?

– Я не видел ножа, только потоки крови на его обносках. Будто облили из ведра, – Амьеро поблёк на глазах, – простите,

мне дурно от воспоминаний.

– Хорошо же циркач режет! Как заправский бандит, – Лобо опустил уголки губ.

– Мы перебили вас. Продолжайте, – велел Феликс, жестом заткнув помощника.

– Я обхватил отца руками, не давая ему упасть, и тут же приказал охране взять Инкриза. Но он отскочил и улизнул, как уклейка.

– И вы благоразумно отказались учинить немедленную расправу?

– Признаюсь, была погоня, но никого не смогли схватить.

Феликс прокашлялся и вытащил из кулька гренку.

– Что, дьявол побери, с вашей охраной?

– Поймите, всё выглядело совершенно невинно, – Амьеро страдальчески скривился. – Все смеялись, Инкриз паясничал, наши люди растерялись. Мы не дали им как следует отоспаться, а с утра потащили на жару, и они едва успели пообедать. Мы их наняли в Инносенс, когда мимо проезжали.

– Тогда понимаю. Об Инносенс у меня приятные воспоминания, – вздохнул Феликс. – Монашки всё ещё сажают розы под своей стеной?

У Амьеро на лице проскочило подобие светлой печали. Внезапный вопрос позволил ему перевести дух.

– Да, там всё в цвету благодаря им.

– Хоть что-то остаётся прежним. С детства помню аромат этих прекрасных роз. И солнце их под стеной, в теньке, не обжигает лепестков… Чем же ваши люди ночью занимались?

– Эм, распрягали лошадей… готовились к новому дню…

– Ходили за девушкой, – любезно подсказал коронер, – которую ещё нужно найти и убедить в необходимости визита. Что это за особа? Общалась раньше с вашим отцом?

Лобо, следивший за беседой и не смевший встревать, перевёл на Феликса взгляд. Ба, старик своим внезапным вопросом будто врезал коротышке с хорошего размаху! Амьеро заморгал, задёргал плечами.

– Я не знаю ничего о его связях. К чему вы клоните? Он был порядочным гражданином. Уж по крайней мере, никто не совершал над ней насилия.

– Насилия, – эхом отозвался коронер. – Понимать бы ещё, где оно начинается и где заканчивается. Не думаю, что у цирка на колёсах мало проблем. Одно на другое… Как бы там ни было, господин Амьеро, я глубоко вам соболезную. Я узнал всё, что хотел узнать, и теперь рекомендую вам, наконец, пойти отдохнуть. Где нам искать вас для продолжения беседы?

– На гостином дворе. Он через пару домов отсюда, вон там. Я не уеду, пока дело не разрешится, так и знайте!

Амьеро зашагал прочь, Феликс проводил его взглядом. Скорее всего, ждал, что тот изменит маршрут. Но нет, он скрылся в проулке, тянувшемся к гостинице.

– Рад тебя видеть, старый ты гриб. Думал, ты уже откинулся, – нарушил тишину Лобо.

– Мы знакомы? – кротко повёл седыми бровями Феликс и подцепил из кулька очередную гренку. – Почему я тебя не помню?

Лобо нравился внимательный взгляд старика. На улики тот смотрел вроде бы небрежно, мельком, но было ясно, что в его голове то и дело начинает шелестеть громадная картотека. Теперь он слегка растерялся – нужной справки не нашлось.