Пропавшая сестра
Шрифт:
Рядом с дверью в дом сидит тот же бродяга, которого я видела вчера вечером, когда ходила за колой в магазин. При свете дня, в окружении проходящих мимо него людей, он выглядит еще более жалким и потерянным.
Женщина в спортивном костюме на другой стороне улицы вдруг останавливается и смотрит на меня. Мы встречаемся взглядами. Не обращая внимания на поток машин, она вдруг бросается наперерез уличному движению. Я вспоминаю предостережение Валентина о том, что каждый незнакомец может быть потенциальным серийным убийцей, и в ужасе роняю круассан. Женщина бежит ко мне, но из-за моей спины появляется мужчина и хватает ее в объятия. Машины сигналят, а они берутся за руки и исчезают
Жужжит телефон. Я даже подпрыгиваю от неожиданности. Поеживаясь, роюсь в сумочке, уверенная, что это очередной звонок Себа. Вчера он звонил дважды, но не оставил сообщений. Вернувшись в квартиру Анжелы после сомнамбулического блуждания по городу, я обнаружила под дверью его записку с извинениями. Первым делом залезла под горячий душ, чтобы смыть его запах.
Блуждая в одиночестве по городу, я кое-что поняла: во-первых, инспектор Валентин не так прост, как кажется. Ведь он знал, что в морге может быть тело другой девушки. Зачем же ему понадобилось это скрывать? И во-вторых, Себ уж слишком эмоционален и прилипчив. Его предложение спуститься в катакомбы, а потом посидеть в ресторане, где они любили бывать с Анжелой, говорит лишь о том, что его толкает ко мне ностальгия, ведь лучшей замены подруге не найдешь.
От Себа приходит эсэмэска, и я неохотно открываю ее.
Шейна, ну пожалуйста. Я извиняюсь. Давай продолжим наши поиски. У меня есть еще несколько мыслей. А то, что случилось, — это все из-за алкоголя. Прости. Я виноват.
Я истерически хохочу. Ну да, конечно. Неужели ему действительно показалось, что я — Анжела?! С кем он целовался? Со мной или с ней? Что там было в этом его кальвадосе? Или всему виной мое трехлетнее одиночество? А я — то хороша! Вместо того чтобы искать Анжелу, едва не нашла себе парня.
Я пытаюсь поймать такси. Несколько машин проезжают мимо, другие стоят у обочины, но в них нет водителей. Приходит еще одна эсэмэска, по экрану ползет «Себастьян Брони», но я отключаю сигнал. Но вот, наконец, и такси.
После душа я снова включила ноутбук Анжелы и залезла в очередную папку, до которой раньше не доходили руки. В одном документе оказался список статей, книг и энциклопедий для чтения, причем половина названий была вычеркнута. Другой документ — таблица, где Анжела записывала, сколько времени провела в катакомбах в течение года. Судя по цифрам, в последние полгода число посещений удвоилось. Нашлась папка с фотографиями, сделанными в оссуариях [22] . В основном старинные, желтоватые, но присутствовали и современные: на них улыбались бодрые чиновники и хмурились усталые работяги. В другой, озаглавленной «Для использования», хранились фотографии, сделанные в катакомбах самой Анжелой. На одной на фоне стены из человеческих ребер висела полка, сделанная из берцовых костей. Анжела всегда старалась обозначить свою территорию. Несмотря на обилие фотографий в интернете, она, конечно, делала для диссертации собственные снимки.
22
Оссуарий — место для хранения костей умерших.
Когда мы были детьми, у Анжелы была наикрутейшая дизайнерская кукла, стоившая несколько сотен долларов, которую я тайно обожала. Куклу сделали по заказу, под нас — наполовину азиаткой, наполовину белой. Вторую куклу мама не стала заказывать, справедливо полагая, что мне такая игрушка попросту не нужна, так как я не особо привечала всех этих Барби, с которыми так любила возиться
Однажды Анжела застала меня с этой куклой: «И чем это мы тут занимаемся?»
Я в это время проводила кукле медицинский осмотр, подражая, как мне казалось, нашим родителям.
«Играю в доктора. Хочешь со мной?» Я была уверена, что все делаю правильно, ведь наш отец работал семейным врачом, а мама — акушеркой.
«Врачи этого не делают, дурочка. Такими вещами занимаются медсестры. И вообще, это моя игрушка». Анжела выдернула у меня куклу, и при этом кукольная нога сильно ударила меня в подбородок. Мы обе ждали, что я заплачу, но слез не было. «Не смей брать мои вещи», — прошипела сестра и вышла из комнаты.
Сейчас, вспоминая этот эпизод, я понимаю, что легко отделалась тогда. Возмездие Анжелы настигнет меня позже, именно в тот момент, когда я буду наиболее уязвима.
Я откидываю голову на потрескавшееся кожаное сиденье такси и бесцельно барабаню пальцами по подлокотнику. По мини-телевизору, вмонтированному в спинку пассажирского сиденья, идет передача про похитителей людей, которые татуируют своих жертв.
В файлах Анжелы ничего нового так и не обнаружилось. только сочинения, заметки, счета и электронные квитанции. Похоже, единственным ключом к разгадке ее тайны является ежедневник. Я достаю его из сумки и открываю август прошлого года. Последняя буква в адресе человека по имени Нур написана с кокетливым завитком. Я отправляю ответ Себу:
Болит голова. Свяжемся позже.
Не успеваю я положить телефон в сумочку, как он начинает звонить. Вот это да!
— Да?.
Пауза.
— Мисс Дарби? Это Жан-Люк Фийон. Вы можете говорить?
Человек из посольства.
— Да, конечно. Чем могу быть полезна? Никакой поганой работенки сегодня.
Я прикалываюсь, но не думаю, что он это почувствует.
Жан-Люк вежливо хмыкает в трубку. Ха-ха. Без энтузиазма, но и без обиды.
— Просто хотел узнать, как у вас дела, — говорит он. — Вы ведь улетаете сегодня вечером? Но пока вы еще здесь, можете рассчитывать на мою помощь. По любому вопросу.
— Если мне что-то понадобится, обязательно позвоню. Спасибо.
Я вешаю трубку, подавляя жгучее желание попросить его пойти к кому-то по имени Нур. Мысль о Себе мне противна. Так что придется идти самой. Времени на колебания не осталось. Как там говорил любимый Анжелой Уинстон Черчилль? «Если вы идете через ад. идите, не останавливаясь».
Да у меня и нет выбора.
Желтая шести этажка торчит рядом со стадионом в пригороде Сен-Дени. Вдоль стены выстроились мусорные баки, до краев набитые пластиковыми пакетами и картонными коробками. Из открытого окна доносится запах чего-то жарящегося во фритюре, и у меня во рту скапливается слюна. В канаве лежит грязный, наполовину сдутый футбольный мяч. Я заглядываю в ежедневник Анжелы.
Нур. Апартамент23. РюдеМиньон, Сен-Дени.
В открытом дверном проеме видна белая плитка на стенах. Дверная ручка болтается на одном винте. Я оглядываюсь на пустую парковку и, убедившись, что никто не следит, захожу внутрь.
Обломки штукатурки, щебень и куски засохшего цемента усеивают лестницу, откуда-то доносится французский рэп. Поднимаюсь по грязным, покрытым вытертым ковром ступеням на пятый этаж. На лестнице так темно, что я уже думаю, не повернуть ли назад, но потом все-таки продолжаю подъем.