Пропавшие без вести
Шрифт:
Чищеный картофель, фасоль и мясо, мясо! И хлеб… Иван начал есть и сразу согрелся, обмяк, весь погрузившись в еду. Он ел, ел, ел, ел… Со лба лился пот. По телу выступила испарина.
— Шинель скинь. Так много не съешь, — подсказал Бронислав. — Да ты на мясо, на мясо сперва навались, а то суп поешь, а на мясо и места не хватит! Ты его не жалей. Чего не съешь, то с собой в котелке унесешь!
Тепло наполнило все существо Ивана, желудок блаженно отяжелел. Иван облизнул ложку.
— Сыт? — сочувственно спросил Бронислав. На его физиономии
— Сыт! — тяжко выдохнул Иван, зная, что говорит со сволочью, с комендантом полиции, понимая, что тот теперь спросит за угощение дорогую расплату. Но, весь наполненный ощущением животной, физической сытости в первый раз за тринадцать месяцев, он не мог сейчас ломать голову над догадкой о том, что может потребовать Бронислав.
— Если больше сейчас не хочешь, остатки сложи в котелок. Хлеб с собой забери, — самодовольно разрешил комендант. Он протянул в заключение сигаретку. — Кури. А вы марш отсюда к чертям! — скомандовал он двум полицейским. — Забирайте бачок — и вон!
«Подкупить, подкупить хочет, гадина!» — еще больше уверился Иван.
— Хочешь работать в полиции? — как только вышли оба полицая, приглушенно спросил Бронислав.
— В полиции?! — повторил одно только слово Иван, но негодующий тон его не вызывал сомнений.
— Дура! Сыт будешь — во! Дорожишься, что ли? — грубо сказал Бронислав.
— Не моя дорога! — отрезал Иван, все поняв и холодно соображая, к чему приведет упорство.
— Ну, сдохнешь — и только! Вот начнут набирать колонну на каменоломни, и запишу тебя. Хочешь? — окрысившись, спросил Бронислав.
— Все равно. Кого-нибудь надо писать…
— Болван! Как же так — все равно? Не все равно, жить или сдохнуть! У каждого про себя забота. Пойдешь в полицию — будешь жив! Говорят, у тебя золотые часы…
Иван отрицательно мотнул головой.
— Комсомолец, что ли? Дурак! Ты думаешь, у нас нет комсомольцев? Я сам член партии. С техническим образованием, прораб-строитель. А что тут поделаешь — плен! Надо спасаться… Ну, иди. Я еще тебя позову.
«Сказать, что нет часов?» — подумал Иван. Но могло оказаться хуже — они могли обыскать и избить за обман.
— Иди в барак, — сурово закончил начальник. — Я не таков, чтобы грабить. Насильно часы твои не возьму, а если продашь Жорке Морде, я тебе голову оторву…
Иван вышел.
— Эй, хлеб возьми! — крикнул вслед комендант.
Балашов не вернулся, но полицейский нагнал его и сунул ему в руки котелок и оставшуюся краюшку хлеба.
— Ты с ним не шути. Хуже будет! — шепнул он Ивану.
Во время обеда Балашов, получив свой черпак, быстро убрал котелок. Проскочить поскорее, не дождавшись «поощряющего» удара Славки Собаки или Кольки-белоруса, — это было искусство, дававшееся наиболее сохранившим силы и расторопность.
— Постой! — скомандовал раздатчик баланды. Иван испуганно задержался.
— Подставляй котелок!
Раздатчик влил ему второй черпак и
Иван, растерявшись от неожиданности, встретился с глазами соседа. В них скользнула злобная зависть… С утра накормленный Балашов закусил вместе с Трудниковым еще раз перед самым обедом остатками хлеба и поварской похлебки. И теперь, отойдя от кухни, он поделил свой обед между Трудниковым и соседом из очереди…
После обеда в барак вошел с кухни тот же раздатчик баланды.
— Слушай, хочешь работать на кухне? — спросил он Балашова. — Давай часы. Я устрою.
— Нет у меня часов, враки все! — сказал Иван.
— Боишься? Ей-богу, не обману! А Бронислава ты опасайся: отравит или задушит. Тебе спасение одно — на кухне работать, — шепнул раздатчик, — Сильнее поваров в плену никого нет.
— Володька! Не лезь! Вон отсюда! — внезапно зыкнул, возникнув у двери, сам Бронислав.
— Я к земляку зашел! — оправдался раздатчик.
— Других земляков поищи!
Парень выскочил из барака…
Поздно вечером, когда барак уже спал, Балашова подергали за ногу. Он быстро сел и взглянул вниз. Полицейский снизу протянул ему сверток и молча исчез. Иван в темноте развернул бумагу — в ней оказался хлеб и кусок вареного мяса.
«Отравят», — вспомнил Иван предостережение, высказанное уже двоими. Не есть этой подачки? Но близость еды не давала ему уснуть до тех пор, пока, предосторожность забылась. Он разбудил Пимена, и мигом вдвоем все съели. Они твердо решили никому не продавать часы, — отдать лишь немцу-солдату, который их пустит уйти в побег, а пока надежно запрятать. С этой мыслью, с блаженно наполненными желудками оба уснули…
При первом крике «подъем» Балашов вскочил, чтобы сунуть часы в намеченное местечко, но не смог их сразу найти… Он ощупал шинель, на которой спал, осмотрел все вокруг. Часы не могли провалиться вниз, не могли потеряться… Полицейские бушевали в бараке. Искать было некогда. Иван поспешил к построению, ничего не сказав даже Трудникову…
Раздатчик за завтраком налил ему котелок до самых краев, зачерпнув погуще со дна, но Иван почти не заметил этого благодеяния. Он размышлял о своем, не в силах поверить в исчезновение сокровища. Неужели же часовщик?.. Но все существо воспротивилось этому подозрению. Нет, не тот человек, такой не украдет!
После завтрака Викентий Петрович угостил Ивана и его соседа махоркой. Вынув бритву из вещевого мешка, он предложил обоим побриться. Они отказались. Он спустился к столику часовщика, обмылком натер себе бороду и усы, до крови выбрился и тщательно перед зеркалом разобрал свой пробор.
— Я смотрю: почему наш Викентий Жамов у полиции и поваров не в чести — самый ведь их человек… Ему бы среди них — как рыбе в воде! — сказал Трудников, когда тот ушел.
— Да, Викентию только и жить в плену. У него психология коменданта или лагерного повара развивалась еще дома, — ответил Иван, продолжая озабоченно шарить по нарам.