Пропавшие сокровища
Шрифт:
– Понимаю, мсье…
Зашуршала шелковая юбка. Вошедшая Мадлен сразу же поняла, что молодой американец не напрасно истратил на нее доллар.
– Мадлен! Князь Джейк Бельский будет у меня завтра в десять утра, - напыщенно произнес Кортец.
– Просите его прямо в кабинет.
Мадлен грациозно сделала перед князем Джейком Бельским книксен.
В
В тот же день Педро Хорхе Кортец посетил кафе «Гуинплен». Он давно здесь не был, но завсегдатаи кафе сразу узнали его. Это были «маршаны» - перекупщики картин, небогатые антиквары; художники - молодые и уже много лет «подающие надежды»; натурщицы; любители картин и редкостей. В кафе, как всегда, было шумно, но шум усилился, когда в дверях показалась массивная фигура Кортеца. Среди посетителей было немало тех, на ком мсье Кортец иногда неплохо зарабатывал, и тех, кто заработал (но не очень много) с его помощью. Послышались возгласы:
– Ого! Дон Педро собственной персоной!
– Великий конквистадор из Стамбула!
– Салют, мсье Кортец! Присаживайтесь…
Отвечая на приветствия и помахивая волосатой рукой, на пальцах которой сверкали камни перстней, мсье Кортец внимательно искал среди завсегдатаев кафе того, кто был ему нужен.
– Он кого-то ищет… - сказала маленькая натурщица с большим черепаховым гребнем в золотой копне волос.
– Да, и уж, наверно, не тебя, - ответил ей молодой весьма кудлатый художник со старинным жабо вместо воротничка и с большой пиратской серьгой в левом ухе.
– Кто-то сегодня заработает, - меланхолично произнес старый «маршан», провожая Кортеца кислым взглядом.
– Это ловкач!..
К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике:
– Мсье Кортец, вы кого-то ищете?
– Да, мсье Птибо, - рассеянно ответил Кортец.
– Мне нужен профессор Бибевуа.
– Он уединился. Что-то пишет в бильярдной.
– Мерси… - Кортец хотел пройти в бильярдную, но, словно вспомнив о чем-то, спросил: - Он должен вам, мсье Птибо?
Буфетчик развел руками:
– Как всегда, мсье Кортец.
– Много?
– Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но…
– О, да-да! Узнаю профессора!
– Кортец похлопал буфетчика по плечу.
– Не унывайте, мсье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить.
Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было лишь, как белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, сталкиваясь, стреляли, словно пистолеты в тире. Время от времени маркер торжественно возглашал:
– Карамболь, мсье Роже! Тридцать два!
– Карамболь, мсье Капо! Шестнадцать!
– Удар не засчитан.
В углу, подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся
Человек быстро писал: перо его авторучки стремительно скользило по бумаге, а исписанные листы он небрежно отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли «профессором», хотя еще десять лет назад он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам и нигде не преподавал.
Кортец хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями и феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно изучил историю человечества и историю всех видов искусства. Не глядя на подпись, он мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен), и для этого ему даже не надо было видеть картину раньше. Он знал также все, что касалось мировой литературы и в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом.
Кортец часто пользовался консультацией Бибевуа и, не взирая на странности «профессора», с уважением относился к нему. Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой. Обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его.
– Мсье Кортец!
– не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа.
– Вы хотите помешать мне работать?
Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна.
– О нет, профессор! Я подожду…
– Вам придется ждать еще час. Я пишу статью за одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра.
– Это интересно. Какая тема?
– Палеографическое исследование эволюции заглавных букв в минускульном письме девятого века.
– О ла-ла!
– с уважением воскликнул Кортец.
– Что же это за письмо? Кто его автор?
– Вы невежда, мсье Кортец!
– просипел Бибевуа, не переставая строчить свою статью.
– Это не чье-либо личное письмо, а тип латинского рукописного письма. Выражаясь современным языком, это шрифт, которым написано большинство рукописей латинских классиков.
– Понимаю, профессор. Я пришел не вовремя, но, кажется, кстати. У меня та же тема, - стараясь говорить возможно мягче, сказал Кортец.
– Тоже статья?
– Нет, консультация… Со мной древняя рукопись.
Бибевуа перестал писать и быстро повернулся на своем кресле:
– Покажите.
Кортец передал ему свернутый трубкой пергаментный лист. Сейчас этот лист был прикреплен к ватманской бумаге, и оборотная сторона его оказалась закрытой. Бибевуа поправил очки и впился своими пронзительными глазами в пергамент. Через минуту он поднял голову и молча посмотрел на Кортеца.