Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома
Шрифт:
И я замер.
Глава 9
Что произойдет с вами, если в один прекрасный день вы узнаете, что вся ваша жизнь — ложь, фальшь и сплошной обман. Что ее, по сути, не было. Что она придумана каким-то параноиком, а может быть, это просто бессмысленная флуктуация пронизывающей все вокруг энергии… Все близкие вам люди исчезают, а на их место приходят похожие, но только вас они не узнают.
Вы упали в кроличью нору без малейшей возможности выбраться. Теперь вы вряд ли сможете продолжать заниматься своими
С такими мыслями я лежал на холодном бетонном полу, прижавшись к нему разодранной щекой.
Я четко слышал шаги прямо возле слухового окошка, попискивание рации, шум мотора автомобиля за углом школы и думал, что стоит мне шевельнутся, кашлянуть, вздохнуть и все кончится в ту же секунду.
Но я не издал ни звука.
Минут пять полицейские (или ребята из опергруппы «Чайка») ходили по внутреннему двору школы, затем в шипящей рации раздался голос:
— Ну что, нашли что?
— Похоже, школьники баловались, уже убежали. Тут никого нет.
— Окна проверил?
— Все закрыто. Сигнализация не сработала. Думаю, чисто.
— На всякий случай покрутитесь по району полчасика, понаблюдайте. Отбой.
— Отбой.
Через пару минут послышался шорох шин и патруль уехал.
Я лежал ни жив ни мертв, раздумывая, кто бы мог быть тем человеком, что затащил меня сюда. А еще придумал ребус с прогнозом погоды, поставил автоответчик. Акции местных полицейских (по крайней мере молодых) резко поползли вверх. А может быть (втайне я надеялся на такой исход) этим человеком окажется Света. Но так бывает только в фильмах категории Б.
И все же Света меня узнала. Этот вопрос больше всего занимал мою голову.
— Вставай, — услышал я позади себя шепот, с трудом приподнялся на локте. Все тело после удара о бетон болело, а когда я начал вставать, подумал, что где-то что-то сломал — сильная боль мгновенной искрой пронзила мозг и мне пришлось даже прикрыть ладонью рот, чтобы заглушить стон.
— Прости, мужик, времени не было маты подстелить. Иначе бы они тебя забрали. А там, уж поверь, было бы куда хуже.
Вспыхнул очень слабый фонарик, но и его было достаточно, чтобы я замер. Остолбенел в буквальном смысле слова.
Мужик качнул головой.
— А ты кого думал увидеть? Клаудию Шиффер? А-а… — он улыбнулся, — Светку что ли? Не боись, увидишь еще… если захочешь, конечно. В чем я сильно сомневаюсь.
Это был фотограф из Дома быта. Только теперь он не казался озабоченным кретином, напротив — передо мной стоял сосредоточенный парень, напоминающий, скорее, ученого-физика из какой-нибудь экспериментальной лаборатории нежели потного размазню с оторванной пуговицей, каким я его запомнил. Хотя с физиогномикой у меня всегда были нелады.
— Ну и дела, — только и смог сказать я.
— Угу… — пробормотал он. — Давай немного перебазируемся. Нас здесь не видно, но у них есть детекторы движения, которые улавливают даже кошек, поэтому чем толще стены, тем лучше.
— Они меня этими детекторами засекли?
— Да, скорее всего. Может быть, кто-то из окна тебя увидел и сдал. Люди напуганы. Повсюду
Он взял меня под локоть.
Мы прошли вперед вдоль стены метров десять, потом свернули налево, вглубь подвала, снова прошли, опять свернули. Тьма сгущалась, становилось все тише и в конце концов даже мой острый слух перестал улавливать какие бы то ни было звуки с улицы. Один раз я побывал в тихой комнате в психушке — комнате, обитой специальным материалом, поглощающим звуки. Здесь, несмотря на кирпичные стены ощущение было похожим.
Я несколько раз бывал в этом подвале — сорок лет назад и мне показалось, что с тех пор здесь ничего не изменилось. Совсем ничего. Старая школа довоенной постройки таила в себе множество загадок — так мне тогда казалось. Хотя… по большому счету, как я понял позже, основными загадками были прогнившие системы коммуникаций, доставлявшие директору огромные хлопоты.
Повсюду валялись старые разломанные парты, стулья и школьные доски, на которых до сих пор отчетливо виднелись слова и буквы, кое-где — примеры и задачи. На одной из досок я даже смог прочитать дату: «17 сентября 1990 года. Диктант».
— Ты… видел?
— Доску?
— Ага.
— Тут такого добра навалом. Еще и не такое увидишь. А именно эта… да, мы тогда еще учились. Возможно даже, это написала наша классная.
— Ирина Федоровна?
— У нас была Анастасия Леонидовна.
— А… ну да.
Мне показалось, что Кеша улыбнулся.
За партой в глубине глухого помещения я увидел свалку глобусов. Они лежали вперемешку — как шарики. Какие-то были раскурочены, другие пробиты, третьи — целые, но будто бы обожженные.
— СССР закончился и пришлось менять все глобусы, — пояснил фотограф.
— Значит, у вас тоже был СССР, — сказал я со вздохом.
— Я рад, что он и у вас был, раз спрашиваешь, — ответил Иннокентий, отодвигая носком кроссовка лежащую на проходе коробку.
— Ну и добра здесь… неужели никто не пытается его…
— Спереть? Нет. Двери в подвал давно забетонированы снаружи для безопасности. В начале девяностых сюда залез старшеклассник. И пропал.
— Как это… пропал?
— На самом деле, я не верю, что он пропал тут, но где-то здесь, — Кеша обвел широким жестом темное пространство перед собой, — нашли его модную джинсовую куртку, она была порвана. Собаки след не взяли, поэтому поиски здесь быстро свернули, но от греха подальше руководство забетонировало все входы и выходы. — Он посмотрела на меня как-то странно. — Ты разве этого не помнишь? Весь город гудел.
— У нас такого не было… — ответил я медленно и вдруг какая-то яркая вспышка резанула по глазам — да так больно, что я чуть не повалился на пыльную, заросшую паутиной стену.
— Эй… ты чего?
Я оперся о стену рукой, отдышался.
— Не… не беспокойся, все нормально. У меня бывает. Какие-то вспышки… потом голова болит сильно. Похоже на приступы мигрени.
— У меня тоже мигрень постоянная, — обеспокоенно сказал Кеша. — Если что, скажи, я таблетки всегда беру.
— И пивом запиваешь, — ухмыльнулся я сквозь пульсирующую боль.