Пропавший линкор
Шрифт:
Острая кирпичная кладка стены порезала ему лицо и тело, порвала одежду. Упал он с резким, глухим стуком. Лодыжка подвернулась, острая, как удар ножа, боль прошла по ноге. Кизн встал, но поврежденная нога не выдержала, и он снова упал. Пальцы нащупали лук, который он уронил при падении. Опираясь на него, Кизну удалось встать. Вверху пропела тетива, и в землю у его ног вонзилась стрела.
Используя лук, как костыль, Кизн ринулся прочь от дворца. На крыше закричали люди. Стрелы втыкались в землю тут и там. Стрелки не видели беглеца, стреляли наугад в темноту, возможно,
Кизн бежал как можно быстрее, помогая себе костылем-луком. Боль в ноге становилась все более невыносимой. Она пробегала по всему телу и раскаленным прутом вонзалась в грудь, затрудняя дыхание.
Потом Кизн упал и понял, что подняться не сможет. Тогда он пополз. Он не знал, сколько все это длилось. Позади, в хижинах, кричали встревоженные рабы. Но вот он нашел какую-то узкую канаву и сполз в нее. Боль от ноги буравила позвоночник, пока не достигла головы. И там она взорвалась шаром света. Кизн подумал, что надо остановиться и немного отдохнуть. Он даже не заметил, как потерял сознание.
Очнувшись, он услышал, как кто-то отчаянно шептал в ухо его имя. Это был голос той, кого он знал и любил. Голос звал его назад, в мир людей. Он не хотел возвращаться туда. Ему хотелось остаться там, где он был, и он попытался сказать это зовущему голосу. Но голос не замолкал, а продолжал звать, умоляя немедленно проснуться. Что-то потянуло его за руки, и по ноге пробежала боль. Тогда он очнулся окончательно, то увидел, что на небе разгорается рассвет.
Куда же девалась ночь?
— Дорогой, любимый…
Голос Г’жхил звал его, она тянула его за руки, пытаясь куда-то утащить. Над ним склонился конюх, а позади него взволнованно переступали с ноги на ногу лошади.
Кизн уставился в лицо Г’жхил, почти невидимое в слабом рассветном полумраке. Он даже не был уверен, что это действительно Г’жхил. Ее не должно быть здесь. Она должна быть в пустыне, в безопасности…
— Я… Я же отправил тебя в пустыню, — пробормотал он.
— А я не уехала. Мы вернулись, чтобы найти тебя. Я чувствовала, что что-то случилось. Мы… мы искали тебя много часов. Любимый, ты сможешь сидеть на лошади? Мы не можем здесь оставаться. Весь город уже пробудился.
Кизн подумал, что просто чудо, что она вернулась искать его. И еще большее чудо, что она его нашла. Или ее направлял закулисный хозяин марионеток? Или ее вела золотая нить любви? Ответа он не знал, просто ему было хорошо, оттого что она нашла его, так хорошо, что он был уверен в своей способности подняться на ноги и сесть на лошадь.
Он поднялся на ноги. Даже если Кизн и чувствовал себя хорошо, то нога не разделяла его чувств. Она тут же подкосилась, и он упал. Он услышал, как Г’жхил резко велела конюху помочь. Вдвоем
— Любимый, если ты не сможешь поехать на лошади, мы спрячемся здесь, — объявила Г’жхил.
— Смогу, — пробормотал Кизн.
— Мы привели из конюшен твою лошадь, — продолжала Г’жхил.
Они подвели его к лошади. Холодный пот покрыл его тело, прежде чем он уселся в седло. Потом он вцепился обеими руками в поводья, глядя, как вокруг него вращается рассветный мир. Нога страшно болела, но Кизн не обращал на нее внимания. Усилием воли он заставил мир остановиться и дернул уздечку. Лошадь пошла вперед, словно поняла, что от нее требуется. Краем глаза Кизн увидел, как Г’жхил и конюх садятся в седла. Его лошадь поскакала, и тут же от тряски боль в ноге усилилась. Затем лошадь перешла на легкий галоп. Весь в поту, Кизн вцепился в седло.
Рассветное небо продолжало светлеть, но горизонт, затянутый низко висящими облаками, оставался темным. Этой ночью большинство людей в городе не спало. Они высыпали на улицы и замерли в ожидании. Многие ушли в пустыню. Воздух был горячим, гнетущим и слабо покалывал кожу.
И земля, и небо, казалось, ждали… ждали чего-то, какого-то сигнала или знамения.
Беглецы добрались до пустыни, преодолели длинный, пологий подъем, затем оглянулись. За ними лежал темный город.
— Мы в безопасности, дорогой, — с облегчением в голосе сказала Г’жхил.
По ее грязным щекам протянулись полоски от слез, но в глазах светилось счастье.
Над городом высилась башня Кутху, словно маяк ненависти. При виде ее Кизн почувствовал, как покалывает кожу. И тут он заметил, как в их направлении бежит что-то, похожее на крутящийся маленький смерч пыли.
— Луч тегнара! — прошептал он. — Нас заметили из башни!
Луч создал пылевой смерч. Он ударил по беглецам. Лошади рванулись вперед, убегая от обжигающего ада. Кизн вылетел из седла. Увидев, что он упал, Г’жхил тоже соскочила с лошади.
Кизн не мог шевельнуться. Г’жхил потащила его под защиту торчащего из песка большого камня. Они залегли за ним. Здесь луч тегнара не мог их достать. Над их головами взревел ветер. Пыль ослепила их, и они вцепились друг в друга.
И тут раздался пульсирующий вой, словно громадное животное ревело от боли. Земля задрожала, словно охваченная ужасом, но неспособная убежать. Звук стал похож на приливную волну, но волна эта бежала по земле.
Кизн почувствовал, как земля ударила его снизу, и он подлетел в воздух.
Луч тегнара словно стал тем самым сигналом, которого ждала Природа. Землетрясение началось!
Земля с ревом дрожала и вздымалась, как бешеный жеребец. Рев устремился в небо, которое не могло выдержать этого ужаса и вернуло его обратно на землю. К реву землетрясения добавился грохот рушавшхся домов и крики погибавших людей.
Как будто сама земля хотела избавиться от паразитов, расплодившихся на ней, и пыталась стряхнуть их, как собака стряхивает с себя блох.
Кизн и Г’жхил цеплялись друг за друга, словно дети, охваченные ужасом, от которого не могли убежать.