Пропущенный мяч
Шрифт:
Расправившись со вторым сандвичем, я провел следующие пять минут за увлекательной беседой с очаровательной телефонисткой из Южной Каролины. Она терпеливо помогала мне отыскать название ресторана, который содержал некий Рэнди Фиббс. Место называлось «Дэнди Рэнди». Листая справочник, она расспросила меня о погоде в Нью-Йорке, назвала меня «птенчиком» и сказала, что у меня прекрасное произношение, лучше чем у актеров, которых показывают по телевизору. Судя по голосу, она была такой хорошенькой, что я с трудом оторвался от телефона. А может, это была шестидесятилетняя старушка, разбитая ревматизмом, но какая разница?
Пять лет назад Рэнди Фиббс был стареющим
Он не сразу понял, зачем я звоню. Об убийстве Чепмэна он узнал накануне по телевизору, об аресте Джудит — сегодня по радио. Он отзывался о ней как об очень милой женщине и сказал, что не понимает, зачем ей понадобилось таким образом поступать со стариной Джорджем. Джордж был его хорошим приятелем, и они каждый год посылали друг другу открытки на Рождество.
— Рэнди, я хочу, чтобы вы вспомнили последний сезон Джорджа пять лет назад.
— Хорошо, приятель. Вспоминаю. Тогда Джордж забивал классные мячи!
— Вы были его лучшим другом, Рэнди, и вы можете лучше других рассказать мне то, что нужно.
— Я был не только лучшим его другом, — заявил Фиббс без ложной скромности. — Я был единственным другом Чепмэна. С другими он не сказал и пару слов, как будто ему не очень-то и хотелось быть в команде. Джордж был непростой чувак. С ним было лучше не связываться. Но мы ладили как нельзя лучше. Я думаю, ему нравилась моя манера говорить.
— Отличалось ли в тот год его поведение от обычного? Может, он был чем-то озабочен?
— У Джорджа всегда было что-то на уме, башка у него варила по-настоящему. Он заставлял свои мозги работать больше, чем Эйнштейн и иже с ним.
— Но вы заметили в его поведении что-то необычное, особенное? Выглядел ли он подавленным?
— Джордж всегда выглядел немного, как вы говорите, подавленным. Он слишком серьезно воспринимал старый добрый бейсбол. Не как игру, а как работу. Не думаю, что это доставляло ему наслаждение, как мне, например. Он всегда был так сосредоточен… В то время как для остальных парней выйти на поле — уже счастье.
— Итак, в тот год вы не заметили в нем никаких перемен?
— Ну… я тут подумал… но я не знаю, насколько это интересно для частного детектива… Иногда все-таки Джордж был странноват. В середине сезона у него появилась привычка заходить ко мне перед началом матча и говорить: «Рэнди, сегодня я забью три мяча», — или что-нибудь в этом роде. И почти всегда исполнял свое обещание.
— То есть его больше интересовал личный успех, чем победа команды?
— Нет, я бы не сказал. Джордж, как все, хотел победить. Разница в том, что он очень высоко ставил
Наступило молчание, и я спросил:
— Как дела с рестораном, Рэнди?
— Отлично, старина. Здесь еще помнят времена, когда Рэнди Фиббс играл за «Американз».
— Если я когда-нибудь буду проездом в Чарльстоне, не премину посетить ваш ресторан.
— Я рассчитываю на вас, — ответил он с энтузиазмом. — Приготовлю вам фирменное блюдо Фиббса, и вы будете счастливейшим человеком на свете.
После Чарльстона я позвонил в Сан-Диего и поговорил с мексиканской гувернанткой, работающей у родителей Чепмэна. Телефон разрывался со вчерашнего вечера, и Чепмэны перестали отвечать на звонки. С трудом прорвавшись сквозь сетования гувернантки, которая не переставая повторяла, как это все ужасно, я узнал, что было решено перевезти на самолете тело Чепмэна в Калифорнию и похороны состоятся в Сан-Диего.
Наконец я позвонил в Миннесоту. У Чепмэна, как оказалось, не было ни одного настоящего друга, кому он мог бы довериться, и я подумал, что он наверняка поддерживает отношения со старшим братом Аланом. Тот работал врачом в Блумингстоне. Ассистентка доктора Чепмэна передала мне, что шеф уехал в Сан-Диего прошлой ночью. В его семье произошло несчастье. Да, сказал я, я кое-что слышал об этом.
На автоответчике для меня было два послания. Одно от Алекса Вогеля, журналиста из «Пост», а второе — от Брайана Контини. Он звонил незадолго до моего прихода. Что касается Вогеля, я решил, что он узнал мой телефон благодаря связям в полицейском департаменте и хотел выудить из меня подробности убийства Чепмэна. «Пост» регулярно печатала сенсационные статьи о различных кровавых происшествиях. Каждое убийство, пожар или акт насилия преподносился читателю как предзнаменование Апокалипсиса, а я принципиально избегал встреч с подобными журналистами. Если Вогель мечтает со мной поговорить, ему придется проявить небывалую настойчивость.
Чип уже покинул свой офис, когда я ему позвонил. Он ушел на весь день, сказала его секретарша. Я спросил, не знает ли она случайно, зачем он хотел связаться со мной. Ленивым тоном, означающим «я-работаю-здесь-и-точка-и-больше-ничего», она ответила, что не в курсе. Мне пришло в голову, что Чип мог пораньше отправиться с отцом на семейный уик-энд в Вестпорт. С разочарованием я констатировал, что Чип предоставил Бэрльсону все заботы по подготовке защиты Джуди. Юридическая практика превратилась для него в уютное гнездышко, выложенное, как пухом, деловыми бумагами, контрактами и теплыми рукопожатиями, и он был слишком труслив, чтобы рискнуть выйти за его пределы. Талия его скрылась под толстой подушкой дряблого мяса, а мозг обволакивал слой жира, который защищал его от раздражений внешнего мира. Подумать только, ведь это был тот же человек, с которым мы вместе учились на юридическом факультете и мечтали о труде во имя справедливости…
Я собирался сделать еще один звонок, как вдруг телефон залился трелью. После того как я добрых полтора часа крутил телефонный диск, мне казалось ненормальным, что кто-то мог звонить мне сам. Я молил бога, чтобы это оказался не репортер из «Пост», и мое желание было исполнено. Это был простуженный.
— Вы не отказались от дальнейших попыток, мой друг? — спросил я его.
— Вы тоже, Клейн. За вами следили весь день, и у меня сложилось впечатление, что вы не желаете прислушаться к нашим советам.