Пророчество Двух Лун
Шрифт:
— Я люблю вас, — одними губами сказала она Элизахару.
Он взял ее за руку, и тут они увидели, что перед ними стоит король Гион.
Мгновение назад Гиона здесь не было — или, возможно, он был, но оставался невидимым; в любом случае, перед влюбленными он появился только сейчас.
Он выглядел таким же, каким был в день своей коронации: высоким, неправдоподобно юным, разудалым, пестрым. Король-Осень, Король-Урожай, Король-Праздник.
Только лицо Гиона оставалось серьезным, даже немного мрачным, в глубине зеленых с желтыми искрами глаз прятались печаль и, как показалось вдруг Элизахару, страх. Затем
Король протянул руки к Элизахару и Фейнне.
— Я люблю вас, — сказал он им. — Никогда не разлучайтесь, будьте плодовиты, убивайте не раздумывая и без сожалений, ешьте, и пейте, и умрите вместе!
Он щелкнул пальцами, и ему подали большую корзину, сплетенную из травы. Улыбка переместилась из левого угла Гионова рта в правый, а мгновение спустя он уже улыбался весь, целиком, всем своим существом: смеялись глаза, радовались волосы, источали свет кончики пальцев. И, взмахнув корзиной, Гион осыпал Элизахара и Фейнне ворохом цветочных лепестков. Лепестки повисли в воздухе, прилипли к белым одеждам, к волосам, к лицам и оставались в таком положении до конца праздничного дня.
Король схватил их за руки, привлек к себе, и Элизахар впервые почувствовал в Гионе живого человека.
Гион догадался, о чем тот думает.
— Это ненадолго, — прошептал он. — Скоро я опять уйду…
— Вы счастливы? — спросил его Элизахар очень тихо.
— Мне страшно, и я испытываю боль, — ответил король. — Сейчас это не имеет значения. Ты согласился выполнить мою волю. Это награда. Брак, в который вы вступили, нерасторжим, а мое благословение сбудется слово в слово.
Элизахар сказал:
— Я знаю, что Фейнне моя жена, и она это знает; но как нам поступить, если люди откажутся признать наш союз? Мы не сможем представить ни одного свидетеля.
— В этом не будет нужды, — ответил король. — Любой из народа Эльсион Лакар увидит, что вы связаны крепчайшими узами. Обычно эльфы вступают в брак одетыми в красное; но для людей они избрали белый цвет, и это величайшая честь; отблеск этой белизны останется с тобой навсегда. Явись вместе с женой к королеве или Талиессину, и они сразу признают ваше право. Эльфийский брак — это незримая корона, которая отныне вечно будет пылать над вашими головами, общая для двоих. Ни люди, ни эльфы, ни смерть не разлучат вас. Я ведь сказал тебе: ты получил награду.
День прошел.
— Я никогда не предполагал, что моя жизнь принадлежит вам — вот так, всецело, — признался Элизахар.
Чильбарроэс стоял перед ним, расставив ноги и разведя в стороны руки: алхимический двуцветный человек, готовый развалиться на две равнозначные половины, не живой и не мертвый.
— Ты принадлежишь мне, — сказал Чильбарроэс. — Потому что я — твой король, Элизахар, потому что я спас твою жизнь ради того, чтобы ты служил мне.
— А я? — спросил Элизахар. — Кто я для вас, мой господин?
— Мое орудие, — ответил Чильбарроэс. — Мой сон. Мой друг.
Он обхватил себя руками, как будто желая плотнее притиснуть друг к другу обе половинки своего несуществующего
— Больше я не стану возражать вам ни словом, — сказал Элизахар. — Я сделаю все, что вы велите. Я вернусь вместе с Фейнне к людям и потребую отдать мне майорат. Я заявлю свои права на земли моих предков и выгоню оттуда жену Ларренса с ее дочками. Но только растолкуйте мне: каким образом я добьюсь этого? Кто поверит мне, когда после стольких лет в герцогстве Ларра вдруг ни с того ни с сего возникнет некто и назовется старшим сыном Ларренса?
Одна из ладоней Чильбарроэса разжалась, и Элизахар увидел на ней крупный серебряный перстень.
— Перстень твоего отца, — пояснил Чильбарроэс. — Упал с его руки, когда Ларренс умер.
— Упал? Перстень? Но как он мог упасть с руки?
— Ларренс снял его, чтобы скрепить договор печатью, — сказал Чильбарроэс. — Я был там, когда твоего отца убивали, Элизахар. Стоял совсем близко. Я видел, куда откатился перстень. А подобрать его смог лишь назавтра. В ночь смерти Ларренса поблизости было слишком много народу. Другое дело — та, вторая ночь: никого рядом, только пустыня и наш общий сон. Я дождался момента, когда перстень откатится в песок, и просто поднял его. Видение в точности указало мне место, где он лежал…
— Что же я видел? — спросил Элизахар. — Ведь это не был обычный сон.
Чильбарроэс покачал головой.
— Разумеется, нет. То, что я показал тебе, было моим воспоминанием. Моим собственным. Не чьим-то сном или наркотическим бредом кого-то из кочевников… Я солгал тебе.
Элизахар взял с бесплотной ладони перстень своего отца и надел на палец. Он старался не смотреть на короля. Чильбарроэса это ничуть не задевало — и уж тем более не удивляло.
— Теперь возвращайся. Дорога тебе известна, и провожать тебя я не стану. Я дал бы тебе охрану из числа здешних лучников, да вот беда — они эльфы, так что их появление в Ларра может вызвать серьезные беспорядки… Ты справишься один?
— Да, — сказал Элизахар. — Прощайте, мой господин.
Чильбарроэс опять развел руки в стороны и в тот же миг исчез. Густой туман, справа желтоватый, слева темно-синий, заколыхался, и на тропинку выступила белая лошадь под седлом. Элизахар молча сел на нее, наклонился, прижался щекой к тщательно расчесанной гриве.
Затем развернулся и увидел в тумане второго коня темного, а на коне — всадницу. Это была Фейнне в широченном платье из серебряной парчи, с пышнейшими рукавами, с волосами, убранными в сетку, затканную жемчужинами. Парча лежала причудливыми складками переливаясь при каждом движении молодой женщины, и он с острой сердечной болью вспомнил тот миг, когда Гион сочетал их нерасторжимыми узами.
— Вы готовы? — спросила она Элизахара.
— Да, — ответил он, выпрямляясь в седле.
Они поехали бок о бок по тропинке, уводящей в глубину леса. Скоро справа и слева среди папоротников начали встречаться замшелые камни старого лабиринта. Теперь они не петляли и не запутывали путника, приводя его к неизбежной встрече с чудовищем, которое некогда обитало в этих туманах. Они просто указывали дорогу. Один из них до сих пор был багровым: много лет назад король Гион здесь пролил свою кровь, которая притянула его назад, в эльфийский мир, за пределы человеческого бытия.