Пророчество Двух Лун
Шрифт:
Здесь было тесно. Танет не любила открытых пространств, ей нравилось, когда до любой стены можно дотянуться рукой.
Сейчас она, как никогда прежде, напоминала маленького зверька, только что пойманного и усаженного в коробку. Она быстро подходила к стене, резко поворачивалась и делала несколько шагов в сторону, пока не утыкалась в противоположную стену, — и так раз за разом, почти час, пока ноги у нее не подкосились от усталости и она не упала на кровать.
Он вернулся. Человек, о котором она даже думать забыла. Никому не нужный мальчишка. О нем не было известий почти тридцать
Элизахар. Она даже имя его забыла. В первые годы, когда оставалась надежда подарить Ларренсу нового сына, Танет изредка припоминала того, первого. Про себя она называла его «пащенок».
А потом, когда после рождения второй дочери, Ларренс охладел к жене и Танет потеряла всякую надежду на сына, — потом она и вовсе перестала думать о том мальчишке. Вероятность того, что он жив и может заявить о себе, была ничтожно мала.
Но он вернулся, и его признали все, даже слуги, даже управляющий. Признали, хотя большинство замковой прислуги, не говоря уж о солдатах, никогда его в глаза не видели. Они смертельно боялись Ларренса и теперь в Элизахаре чуют кровь своего герцога. Танет и сама это чувствовала.
У него печать. Но даже не будь у него печати — он утверждает, что королева признает за ним право наследовать отцу. Королева не усомнится в его происхождении.
Да, именно так. Когда он обратится к королеве, она непременно подтвердит: герцогство Ларра переходит к Элизахару. А ей, Танет, не выделят даже вдовьей части. Ей будет дозволено лишь забрать свое приданое — еще одна насмешка, потому что у госпожи Танет не было никакого приданого, кроме одного сундука с бельем и платьями!
— Я сожалею о том, что вынужден выставить вас из моих владений в чем мать родила, — сказал Элизахар своей мачехе, и на его лице не отражалось ровным счетом ничего. — Но, к сожалению, ни на что из моего достояния вы не можете претендовать. Майорат не подлежит разделению. Три деревни и замок. Это мое.
Она смотрела на него, не опуская глаз. Если бы существовал способ убить взглядом — Элизахар был бы десятки раз мертв. Но на сына Ларренса подобные вещи, разумеется, никакого воздействия не оказывают.
— Разумеется, мачеха, я никогда не позволил бы вам умереть с голоду на моем пороге, — продолжал он равнодушно. — Насколько я знаю, вы успели обзавестись богатым и влиятельным зятем. Весьма своевременно. Ничто не препятствует вам отбыть к нему. Ваша родная дочь, полагаю, не выгонит вас из дома.
Танет не стала унижать себя еще и торговлей. Рассказывать о том, что Ибор вместе с Вейенто отбыли в столицу для торжественного бракосочетания при дворе «кузины» — правящей королевы. Что они не согласились взять ее с собой для участия в свадебных празднествах. Зачем? Он даже не порадуется этому. Просто пожмет плечами и отвернется.
Она стиснула пальцы и хрустнула суставами. Пока Элизахар не подтвердил свои права на Ларра при королевском дворе, пока не принес правящей королеве присягу в качестве нового герцога Ларра, он должен исчезнуть. Другого выхода нет.
И, словно бы прочитав ее мысли, некто постучал в дверь госпожи. Она подняла голову.
— Кто здесь?
— Я.
Негромкий мужской голос, в котором Танет мгновенно и безошибочно прочитала все: вожделение, готовность на любой поступок, уверенность в себе.
— Войдите.
Он вошел.
Она села на постели, внимательно посмотрела на него. Один из солдат гарнизона. Эмилий, кажется. Когда-то, подражая обожаемому мужу, Танет приучила себя запоминать имена людей, которые ее окружают. Она до сих пор знала всех кухарок, всех охранников, всех младших псарей — в лицо и по имени.
— Эмилий? — сказала она.
Он улыбнулся.
Это был высокий молодой мужчина, довольно привлекательный. В присутствии Танет он никогда не поднимал глаз и вообще держался скромником, хотя госпожа несколько раз замечала его выбирающимся из чьей-нибудь девичьей спаленки.
— Я слушаю тебя, — сказала Танет.
Он продолжал стоять на пороге. Склонил голову набок, бесстыдно рассматривая хозяйку. Потом заговорил:
— Ваша дочь Адальберга, думаю, хуже вашего сложена.
— Что? — Танет поперхнулась.
— Да. — Он переступил с ноги на ногу, лениво потянулся. — На самом деле я всегда мечтал только о вас. Думал о вас, представлял себе, каковы вы в постели. Вас ласкал сам герцог Ларренс! Это что-нибудь да значит. Ларренс знал толк в пылких женщинах. Он не выбрал бы первую попавшуюся. Я едва с ума не сошел, когда вас в первый раз увидел. Знаете, как это было?
Он наконец вошел в комнату и уселся рядом с Танет. Сложил руки на коленях, уставился на них, припоминая нечто давнее.
От него исходил жар, но он даже не пытался коснуться хозяйки. Сидел на расстоянии и не пробовал задеть мимоходом ее бедро или плечо. И по этой примете Танет поняла: все происходящее сейчас слишком важно для Эмилия, чтобы он начал размениваться на подобные мелочи.
— Меня только перевели в этот гарнизон. Служба скучная и сытная. Как раз то, что надо. И тут… хозяйка. Вы! — Он быстро метнул на нее взгляд и снова опустил глаза. — Я сперва огорчился, потому что вы мне показались старой, но потом я увидел вас со спины. Очертания вашего тела под платьем, ваша походка. Я представил себе, как вы ходите после ночи любви с ним. С Ларренсом. — Он усмехнулся. — Я потом это видел. Когда Ларренс приезжал, вы всегда наутро были немного другая. Двигались иначе. На лицо смотреть не нужно, лицо всегда лжет, но ваше тело — нет. Ваше тело правдиво.
— Замолчи! — вспыхнула Танет.
Он повернул голову и нагло глянул ей в глаза.
— Нет, теперь уж я не замолчу. Я сижу на вашей постели, рядом с вами, и вы больше не жена Ларренса, вы больше не хозяйка замка! Я скажу вам все, а вы послушайте. — И Эмилий снова воззрился на свои сплетенные пальцы. — Я стал думать про вас. И чем больше я думал, тем больше вас хотел. А тут ваши дочки стали созревать. На старшую я и глядеть не хотел, она — точная копия Ларренса. Кому охота с такой тискаться! Это все равно что самого герцога за задницу ухватить. Нет младшая, Адальберга. Она на вас похожа.