Пророчество королевы Севера
Шрифт:
— Что это изменит?
— Я не женюсь. Я ни в коем случае не буду путаться ни у кого под ногами. Но в тот момент, когда вы решите поменять женщину, я ей предложу все, что у меня есть. И вас не будет мучить совесть.
Бен расхохотался по-настоящему весело.
— Верон, я вас разочарую: у меня нет совести. Или, скажем так, она мне не мешает жить, — он посмотрел в ту сторону, откуда они уехали. — Ваша открытость со мной делает вам честь. Не хочу скрывать, что вы мне нравитесь все больше и больше... Поэтому, наверное, надо прояснить ситуацию. Я никогда не оставлю Каваду одну, пока жив кто-то из нас двоих. А, судя по всему,
— Благодарю вас за откровенность, — министр опустил глаза. — Давайте закончим этот разговор. Я все понял. Так что мы продолжаем путь в имение Сияр... или я его продолжу один?
— Зная вашу способность к верховой езде, предлагаю остаться здесь и ждать моего возвращения. Дабы к вашей невесте не прискакал один конь, а вы не сломали шею где-нибудь по дороге. Я даже припас для вас занятие: постарайтесь научиться ловить рыбу.
— Но как? Голыми руками?
— Нет. Поучитесь поражать цель из лука. У вас полдня на тренировку...
Солнце катилось по небу, как стекает капля с медленно наклоняющегося листа. Дувший весь день северный ветер внезапно стих перед самым закатом, и неожиданно распелись птицы. Из них особенно выделялся полевой жаворонок, и его песня была так печальна и страстна, что всадник остановил коня и спешился. Разогретый воздух поднимался от степи вверх, и его движение физически ощущалось и даже, казалось, было заметно по дрожанию бесцветного пространства, переходящего в небо.
Жаворонок прекратил пение, и графу до боли в сердце захотелось снова услышать ее, эту трепетную мелодию жизни... Он лег на землю лицом вниз, почувствовав сразу ударивший в нос крепкий, горький запах полыни.
Как он любил вдыхать ароматы степи! Жаворонок, наверное, улетел, подумал Тарис и загрустил... Нет, он его подождет, вдруг маленький серый комочек живой плоти встряхнется и продолжит свою вечернюю песню. Лежал и вдыхал горячий зной, поднимающийся от земли. Привыкнув к запахам, различил тонкий тимьян, смолистый можжевельник. Куда подевался этот жаворонок? Одни перепела... Их звуки не трогают сердце.
Он расслабился всем телом, представив, что растекается по степи, и вдруг подумал о смерти... Если души не уходят сразу в другой мир, куда они деваются? Почему мир живых так накрепко защищен от мира мертвых? И кем? Кавада умеет разговаривать с мертвыми...
Он беспокоился о ней со вчерашнего вечера. Беспокоился, когда видел, как она спокойно и тихо беседует с рыцарями Арута, как они посмеиваются вместе над чем-то... Они ей нравились, а она нравилась им. Ему стало обидно, что женщина не подошла к нему, а осталась с северными принцами. Он знал, что убьет их в первую же ночь, как только догонит. Нет смысла затягивать убийство. Надо поменять лошадей и продолжать путь... У него не дрогнуло сердце и не возникло мысли, что, может, стоит их пощадить? Их судьба была предрешена тогда, когда случился переворот, подготовленный Эрландом — смерть была всего лишь отсрочена, но не отменена. Закончилось время правителей Севера. Империя восстанет, как феникс из пепла, и снова вберет в себя Арут.
Он вспомнил, как первый раз путешествовал на север: отец взял бра-тьев-близнецов с собой. Сказал матери, что пора из мальчиков делать мужчин...
Кавада пришла к нему в его маленькую спальню на южных воротах ранней весной. Уже цвел утесник, и бурые остатки прошлогодней растительности сменялись зеленой порослью новой травы. Он узнал ее шаги в коридоре... Женщина осторожно постучала и боязливо вошла, услышав его приглашение. Уже по ее мертвенно-бледному лицу и огромным глазам он понял, что что-то случилось. Но когда услышал о зреющем заговоре во дворце и получил предложение к нему присоединиться, вдруг почувствовал... радость! Радость, что Варг снова станет свободным. Радость, что те, кто правил его страной незаконно, будут мертвы. И этот вихрь возникшего впервые за много-много лет чувства подхватил его и понес, вернув в мир живых...
Как странно, что брат тоже переживает этот этап... Удивительна жизнь души, словно в ней присутствуют те же сезоны, что и в природе: буйное лето сменяется грустной осенью, наступает мертвая зима, и вновь все оживает, чтобы расцвести.
Вместе с чувствами в его жизнь вернулись и ароматы. Вспомнил первый запах, пойманный его обонянием — дух крови, когда зарезал сына Дианы... Семнадцать лет, семнадцать долгих лет не ощущал ничего. Оказывается, что он не забыл, как пахнут полевые травы, женские духи, пыль... Тарис вспомнил, как услышал от Кавады чужой запах:
— Кем от тебя пахнет? — он наклонил голову к ее шее, провел изуродованным лицом вдоль грудины и синих вен на тонкой шее к мочке уха, покрытой золотистым пушком.
Она вздрогнула всем телом и распахнула глаза так широко, что они стали похожи на два круглых озера.
— Вероном... От тебя пахнет Вероном, — шепнул он и увидел, как ужасом заполнились черные глаза. Обхватил ее затылок руками и прижался лбом к ее лбу. Он любил видеть глаза Кавады перед собой так близко — ничего, кроме ее глаз... — Ты была с ним близка?
В последнее время его не отпускала мысль, что любовница может изменять ему. Он начал следить за ней неотлучно. Странно, что она оставалась ему верна все эти годы. Вот только этот единственный случай с Эр-ландом... Наверное, ему надо сказать колдуну спасибо, ведь если бы она тогда не переспала с ним, он бы не узнал, что она его любит. А он любит ее...
Вспомнил, что сначала не собирался брать ее в дорогу, думал оставить в Вандервилле. Изнеженная женщина — обуза в пути... Как хорошо, что он этого не сделал! Потому что пришлось бы тут же вернуться. Он совершенно не способен ее покинуть, сразу же начинает о ней думать. Вот и сейчас, надо подниматься и ехать...