Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
На Иннин накатил новый приступ хохота, и на этот раз Хатори к ней присоединился.
Так они смеялись ещё несколько минут — а потом к ним вернулась страсть, и была она ничуть не меньше той, что захватила их на сыром полу подземелья.
— Скажи мне, — спросила Иннин позже, лёжа в объятиях Хатори, и осеклась.
— М-м-м? — спросил тот, уже успевший задремать.
Иннин молчала.
— Ну, Иннин, так не честно, — возмутился Хатори. — Ты даже не представляешь, на какую невероятную жертву я пошёл, открыв глаза, а ты теперь не хочешь закончить фразу!
Иннин
— Думаешь, это любовь? — спросила она немного отрывисто.
И тут же снова повернулась к нему, не в силах невозмутимо дожидаться ответа.
Даже в темноте она увидела несколько озадаченное выражение его лица.
— Ну, я… — начал было он.
— Да, ты уже говорил, что любишь меня, — перебила его Иннин. — И всё-таки, я спрашиваю ещё раз. Думаешь, это любовь?
— Не знаю, — сказал Хатори, помолчав. — Наверное, да. Но лучше не спрашивать меня о таких вещах. Хайнэ прав, я не люблю думать, а уж думать о чувствах в особенности. Поэтому ответь на этот вопрос сама.
Иннин вздохнула и прижалась к его голому плечу.
— Мы вряд ли сможем пожениться, — пробормотала она несколько минут спустя. — Официально мы считаемся братом и сестрой, и Даран не выдаст разрешение на такой брак. Кому угодно, но только не мне. Она проклянёт меня, когда узнает.
— Это не важно, — сказал Хатори. — Главное — чтобы мы были вместе. Втроём. Всегда.
Иннин выскользнула из дома на рассвете и пошла во дворец пешком по пустынным, занесённым снегом улицам, подставляя первым лучам солнца разгорячённое лицо.
Так начались их тайные встречи с Хатори, которые продолжались не меньше трёх недель — шесть или семь свиданий, наполненных риском разоблачения и страхом быть застигнутыми, которые, впрочем, только подстёгивали страсть.
«Знали бы они все, где сейчас эта строгая Иннин, которая кричала на всех, кто нарушает правила», — думала Иннин иногда, выгибаясь в объятиях Хатори.
И тут же улыбалась сама себе.
«Зато уж теперь-то Латена бы точно не сказала, что я похожа на Даран».
Она вновь ощутила себя девочкой, которой была когда-то — той маленькой авантюристкой, которая подбивала более робкого брата на отчаянные проделки, побеги из дома и самые смелые эксперименты.
Той, которая спрыгнула однажды со стены Нижнего Города…
Все сомнения, казалось, были отброшены — Иннин жила от свидания до свидания, совершенно позабыв обо всём прочем, но, тем не менее, не торопилась объявлять Даран об уходе из дворца.
«Потом, — думала она, каждый раз холодея. — Я скажу ей потом. Я не обязана торопиться, Хатори меня не заставляет. Он замечательный, такой терпеливый…»
И она улыбалась, возвращаясь от неприятных мыслей к приятным — о том, какой Хатори хороший, добрый, нежный, какой он прекрасный любовник, чья страсть никогда не угасает, а ласки становятся всё более умелыми.
И сам он тоже неизменно возбуждал в ней страсть — чем дальше, тем сильнее.
О, как не правы были все те, кто утверждал, что после первых двух-трёх свиданий страсть любовников
В первый день третьего месяца Огня было принято благодарить Богиню за счастье, посланное в любви, а также читать молитвы, в которых испрашивали благоприятного исхода любовных отношений. Иннин ждала этого дня, испытывая странное чувство: она, как жрица, должна была читать у алтаря записки, поданные жителями столицы — просить о чужой любви и благодарить за чужое счастье, в то время как на этот раз с полным правом могла говорить и от собственного имени.
Иннин думала о том, что больше не имеет права выполнять свои обязанности: раз уж она нарушила клятву, то должна уйти — и лучше всего до начала церемоний, чтобы не осквернять Храм своим присутствием.
И никуда не уходила.
Кощунственный вопрос терзал её по ночам.
«Что будет, если я, клятвопреступница, продолжу исполнять свои обязанности жрицы? Поразит ли меня священный гнев Богини? Обязан поразить, но я ведь знаю, что…»
Так прошло время, и в назначенный день Иннин появилась, вместе с другими жрицами, в Храме, одетая в церемониальное белоснежное облачение, которое дозволено было носить лишь невинным.
Она воскурила благовония, положила на алтарь цветы, прочитала молитвы — и ничего не произошло.
Молния не ударила с небес, чтобы покарать дерзкую клятвопреступницу, осмелившуюся прислуживать Богине, будучи уже нечистой.
Иннин не знала, что чувствовать — разочарование или облегчение. С одной стороны, произошедшее в очередной раз подтверждало, что все рассказы о чудесах были ложью, с другой — она могла остаться… Остаться даже после того, что сделала.
Она пошла обратно и неожиданно увидела в толпе людей, собравшихся возле Храма, чтобы передать жрицам записки со своими молитвами, а также благодарность в виде пожертвований, собственную младшую сестру.
За некоторое время до этого Нита, благодаря протекции Марик, поступила во дворец — одной из младших прислужниц Императрицы. Иннин, узнав об этом, очень удивилась — сестра, которая никогда не испытывала большой охоты ни к учёбе, ни к другим занятиям, отнимающим много сил, сама попросилась во дворец, да ещё и младшей прислужницей? Но спросить у неё лично так и не выдалось возможности — тайные свидания с Хатори отнимали всё время, остававшееся после исполнения своих обязанностей.
Теперь они увиделись с сестрой в первый раз после того, как та перебралась во дворец.
Нита, увидев Иннин, подозвала её к себе и протянула ей свиток, завязанный алой нитью — точно такой же, на которых писали в этот день свои пожелания и благодарности Богине все остальные.
— Ты снова просишь о том, чтобы, наконец, влюбиться? — не могла не улыбнуться Иннин. — Каждый год у тебя одна и та же просьба — узнать о том, какова любовь…
Но сестра молчала и смотрела себе под ноги.
Тут только Иннин заметила, что она довольно сильно изменилась внешне — похудела и побледнела, круглое личико с пухлыми румяными щеками осунулось, под глазами залегли тени.